– А если…
– Можешь… но много денег не трать, никто их тебе официально не вернет. И помни, для того чтобы разговорить свидетеля, лучше его угостить, чем ему заплатить.
– Шеф, я хотел спросить, можно ли осмотреть яхту?
– Да осмотри. Но с разрешения хозяев, разумеется. Пусть они убедятся, что мы расследуем их дело всерьез. Но это не сегодня. Сегодня позвони, договорись о встрече. А завтра съездишь на виллу, поговоришь еще раз с мсье и мадам Андрррр… кха… и попросишь тебя проводить на яхту. Все понял?
– Да шеф.
– Действуй су-лейтенант. И побольше серьезности. Мы муниципальная полиция. От нас зависит порядок в этом городе. И мы… ну и так далее. Иди, давай.
16.42. Там же.
Мне выделили стол, в ящиках которого я могу хранить документы по текущем делам. На рабочей поверхности стола это не получится – она вся занята папками, анкетами, квитанциями и прочими полезными документами, необходимыми в работе лейтенанту Гастону Кариру. Шеф сказал, что это временно, просто у нас, в участке, мало места. Почти всем сотрудникам приходится делить один кабинет или даже стол, на двоих. В здании жандармерии, которая тут рядом, места больше, но и там приходится тесниться.
16.58. Там же.
Я познакомился с лейтенантом Кариром. Это огромный чернокожий парень. Он выше меня на голову, у него огромные влажные глаза, веселый рот, а кисть руки такая, как будто ее специально сделали, чтобы правильно держать баскетбольный мяч перед трехочковым броском.
Мы с ним легко сошлись и договорились зайти в какой-нибудь бар в Ницце, в пятницу вечером. Если, конечно лейтенант-колонель не сдержит свое обещание и не запихнет Карира дежурить в участке все ближайшие выходные. Бары в Ницце – это как раз в моем квартале, сообщил Карир и заверил меня, что в ночь с пятницы на субботу спать мне все равно не придется, даже если я очень захочу. А сам он живет в Больё сюр Мер, неподалеку.
Он предложил разгрести часть поверхности стола, но я сказал, что мне достаточно ящиков в тумбе, даже пока, одного. Все равно я все свои записи делаю в планшете, там же собираюсь хранить сканированные копии документов. Я современный полицейский: методичный, аккуратный, стильный и дружу с прогрессом. Не то, что тот капризный маменькин сынок, что этим летом работал в полицейском управлении Марселя и пропустил свою жизнь между пальцев.
(Примечание. Две последние фразы не были произнесены в разговоре с лейтенантом Гастоном Кариром. Их место, там, куда нужно отправлять все маргиналии – на полях моих заметок. Увы, в планшете не предусмотрена функция «запись на полях»).
Гастон был благодарен мне за то, что я не заставил его наводить порядок там, где это не предусмотрено природой – в его делах. И за это предложил мне послушать его стихи,
– Ты из Ниццы, ты оценишь, – сказал он.
Я ответил, что моя семья из Бордо, а сам я перевелся сюда из Марселя, но ему было все равно. Вот эти стихи, я записал их и не потому, что боялся забыть. Боюсь, что это уже невозможно. Они винтились, в мой мозг, как штопор в пробку и извлечь их из моей головы можно теперь только с этой самой пробкой. То есть с мозгом.
Я не большой знаток современной поэзии. Но прослушав эти стихи, я, кажется, начал понимать, почему он не стал баскетболистом. Там, в спорте, мышление конкретное: отдал – открылся – получил обратный пас – оттер соперника – бросил. А капрал Гастон мыслит сложно.
(Примечание. О планшете. Когда-то, давным-давно, в фильме «Такси», кажется, «два» я увидел, как японские мафиози пытаются похитить японского же министра обороны, при помощи складного компьютера, который легко умещается в кармане, а может делать все то, что делает нормального размена лэп-топ. И даже больше. Планшетов тогда еще не изобрели. И мне очень хотелось получить такой компьютер. А во Франции они почему-то не продавались. Может быть потому, что они существовали только в кино. И в Японии. Зато теперь у меня есть планшет «Sony», который складывается, как книжка и легко умещается в карман. На одном из его двух экранов (верхнем) я пишу свой текст, клавиатурой, которая размещена на втором (нижнем) экране. Отсюда мораль: мечты сбываются.)