– Иди ко мне, любимая, – сказал он.
Ромульда почувствовала, что у нее подгибаются ноги. Но Хасим заключил ее в свои объятия и, наклонив голову, прижался к ее губам. Его поцелуй был страстным, но нежным, таким же терпким и в то же время невыразимо приятным, как вино, которое они пили за обедом.
Она не успела заметить, когда он взялся за застежку и расстегнул ее платье. Оно спало с ее плеч и упало на пол, превратившись в роскошный шелковый ковер. Хасим оглядел ее – на ней не осталось ничего, кроме белья, – и, легко подхватив, понес через всю комнату к дивану.
– Нет, – запротестовала она. Но протест ее прозвучал неубедительно. Потому что ей очень хотелось, чтобы именно Хасим однажды отнес ее в своих сильных руках в постель.
Он положил ее на шелковую простыню и впервые взглянул на нее так, как никогда не смотрел прежде. Ее сердце сжалось. Только теперь Ромульда поняла, как она любит его.
– Мне самому раздеться? – тихо спросил он. – Тебе этого хочется?
У нее застучало в висках. Ведь ей не хватит смелости раздеть его.
– Да. Разденься.
Одним движением он снял накидку и с удовольствием заметил, что она разглядывает его мускулистый торс. Он развязал шнурок на шароварах и услыхал ее восклицание.
Заметив, куда обращен ее взгляд, он ухмыльнулся.
– Вот видишь, что ты со мной делаешь, Ромульда? Но сегодня все будет иначе. Сегодня ты испытаешь настоящее наслаждение. Я исполню все твои желания, а когда настанет рассвет, ты поймешь, что такое райское блаженство.
8
Во сне это было или наяву? Он спросил ее:
– Хочешь, я сделаю тебя беременной? Хочешь?
А она испугалась. Значит, вот ради чего он все затеял – чтобы поскорее родился наследник.
– А ты?
– Беременность полностью изменяет жизнь женщины. Не мне решать.
– Тогда… Я бы подождала с этим. Нам нужно хорошенько друг друга узнать.
– Как скажешь, – промолвил он. И извлек откуда-то (из потайного ящика, что ли?) презервативы. – Я начну познавать тебя сегодня же.
Она имела в виду вовсе не это. Но разве можно думать о чем-то другом, занимаясь любовью с Хасимом?
– Хасим?
Он надел рубашку и начал застегивать пуговицы, когда она задала вопрос. Он взглянул на ее тело, казавшееся бронзовым на фоне белоснежной простыни. Как все-таки нехорошо быть женатым! Захочешь весь день провести в постели.
– Да, любимая?
Ромульда потянулась и нащупала на тумбочке свои часики.
– Еще рано, а ты уже уходишь? – Она едва не сказала: «Ты снова покидаешь меня?»
Хасим кивнул.
– Я вынужден, Ромульда. Мне нужно ехать в Резушан.
– Зачем?
– Не волнуйся. Пусть тебя это не беспокоит.
Конечно, чего еще от него ждать? Политика не женское дело.
– Сколько тебя не будет?
– Постараюсь вернуться при первой же возможности. – Он отвернулся от нее, давая понять, что разговор окончен. Но у нее осталось чувство неудовлетворенности. Не физической, разумеется, с этим все было в порядке, ибо он удовлетворял ее малейшие желания.
Но, с тех пор как закончился медовый месяц, она жила так, как положено жить супруге султана. То есть в двух разных мирах. Хасим был занят делами управления, она погрузилась в благотворительность, и они почти перестали общаться.
Та близость, которая возникла между ними за те две недели, что длился медовый месяц, словно исчезла куда-то, стоило им вернуться во дворец. Ему постоянно досаждали советники, послы, казначеи.
Но ведь ей он так нужен! Но им почти не приходилось оставаться наедине. Лишь в постели, но и тогда он часто засыпал с ней рядом. Ей хотелось признаться ему в любви, прошептать на ухо нежные слова, но он все равно не услышал бы их.
А он сам? Конечно, он называл ее красавицей, но и все. Она понимала, что не обладает тем, чем ей хотелось обладать больше всего на свете.
Его сердцем.
– А мне нельзя поехать с тобой? Только разок.
Хасим нахмурился.
– Нет, это невозможно. К тому же у тебя дела в мечети. Твой долг – служить стране. Или ты этого не хочешь?
Ромульда подавила тяжелый вздох. Зачем его злить? Зачем говорить ему, что он так и не считает ее партнером.
Нет, она так и не стала ему равной, не добилась равноправия, о котором столько мечтала.
– Но ты хотя бы поцелуешь меня на прощание?
– Разумеется. – Он обнял ее.
– Вот так-то лучше.
– Если б ты знала, – сказал он, – как мне хочется послать к чертям чиновников, которые меня ждут, и целый день провести с тобой. – Хасим встал. Он не кривил душой: искушение и вправду было слишком велико. Лучше побыстрее распрощаться, а то он и впрямь наделает глупостей.