Я видела, как переживал дядя Майкл. Для него всегда было важно спасти жизни людей. Это была цель его жизни.
Немного посомневавшись, закусила губу. Чем грозило мое признание? Неизвестно. Но мне почему-то казалось, что я иду по строго распланированному плану лацерта. Чувствовала и все равно не смогла скрыть от дяди информацию. Он не осудит, как отец. Наоборот, поможет, если сможет, конечно.
- Есть противоядие. Оно существует, - тихо произнесла, цепко вглядываясь в глаза дяди.
Он был мужчина неглупый и спорить не стал со мной не стал, только спросил:
- Где?
- У лацертов, - смелее ответила.
- Плохо. Командование не согласится, - опять надежда потухла, так и не расцвела в полную силу.
Печально вздохнула, пытаясь спрогнозировать будущее для подруги. Сколько она проживет, спя в анабиозной камере. Год, два, три? А может лет сто? Ведь противоядие могут и не найти.
Дядя высушил руки и, держа их кистями вверх, кивнул головой мне, чтобы вышла. Я подчинилась, чуть прихрамывая.
- Салли, иди поешь и поспи. За Кэс не беспокойся. Если что-то произойдет, я сообщу тебе первой, - по-отечески мягко приказал дядя Майкл.
Кивнув, поблагодарила за подругу. Долго провожала взглядом широкую спину родственника.
Подруга. Ужас заключался в том, что у меня есть подруга, которой как бы и нет. Утешало лишь одно, она еще жива. Дядя выполнил мою просьбу, но и не дал уверенности, что все будет хорошо. Словно и меня невольно отправил в анабиоз.
Привычно провела рукой по волосам, словно скидывая проблемы. Надо сходить поесть, а потом к отцу. Хотя он не вызывал, может и не принять.
В столовой было, как обычно, людно. Время обеда еще не началось, а свободные солдаты тут как тут. Я понимала отчего. Для здоровых и крепких мужчин слишком маленькие порции давали. Все ходили постоянно голодными. Война затянулась, и денег для ее продолжения у правительства не было. Ведь все надеялись на быструю победу. А мы завязли. Слишком сильный противник. А содержание армии требовало немалых сумм.
Взяв поднос, получила свою порцию и направилась к свободному столу. Белая масса, больше похожая на кашу, пахла мясом и картошкой. Отвратительно на вид, еще хуже на вкус. Но питаться надо.
С трудом сглатывая съестную массу, равнодушно осмотрела зал столовой. Настроение в войсках было, прямо скажем, нерадужное. Мало кто был рад тому, что оказался здесь. Дезертиров с каждым днем становилось больше. И на нашем флагмане тоже. Просто отец заминал эти данные. Прятал от общественности. Я знала, что тех, кто предавал отца, ждала одна участь – где-нибудь пасть смертью храбрых от пули в лоб. Единицы кто смог успешно сбежать.
Вздрогнула, когда услышала радостное приветствие моих ребят. Задумалась и не заметила их прихода. Ли, Брэд, Луис, Мэт освободились от вахты и, конечно, прямым ходом сюда.
- Кэп, как здорово, что вас выпустили, - громыхал на всю столовую верзила Мэт.
Я подарила ему благодарную улыбку. Все время удивлялась, как он со своими габаритами вмещается в кабину звездолета и так мастерски им управлял. Мэт у нас был весельчаком, но во время рейдов становился тих и сосредоточен.
- Слышали, командора за ваше избиение разжаловали. Теперь штрафротой командует, - оживленно поделился он известием.
Да уж, новости сыпались на меня сегодня и сыпались. Не к добру.
- Что с лацертом? – спросила о том, что очень интересовало.
- Говорят, постоянно допрашивают, но он не разговаривает ни с кем. Молчит, хоть ты тресни. Не признается, что они добывают. Вход в шахту взорван, пробраться не можем. Еще день или два будут расчищать завал.
Да, вот в этом весь Мэт, он всегда знал все новости. Луи кивал, подтверждая каждое сказанное слово. Ли и Брэд помалкивали, больше ели.
Я посмотрела на несостоявшегося парня Кассандры, и не знала, что следует в таких случаях говорить. Она ведь еще не умерла, и привязывать ответственностью за свои слова мужчину не хотелось. Брэд поднял лицо, почувствовав мой взгляд. Но тут же отвел глаза.
Да, тяжело о таком говорить и стоит ли?
Тяжелое молчание нарушил мой комм, завибрировав в кармане. Достала и скривилась – отец.
- Да, адмирал, - поприветствовала его, всматриваясь в мужское суровое лицо на экране.
- У меня в кабинете через пять минут, - вот и все чего я была удостоена.
Потухший черный экран усмехался надо мной. Я недостойна любви собственного отца. Я для него бельмо на глазу, которое никак не желает исчезнуть из его жизни. Мать умерла, отдав свою жизнь ради моего рождения. Ей нельзя было рожать, но она так сильно этого хотела. Отец теперь винил во всем меня, а не ее, ту, которая сама выбрала свою судьбу. Ту, которая ослушалась врачей и даже собственного брата. Легкомысленно махнула на все их уговоры рукой и сделала так, как посчитала нужным, не задумываясь ни о муже, ни обо мне. Я с детства чувствовала вину за свое рождение. Всю свою сознательную жизнь. Я не могла осуждать мать, которую никогда не знала. Но по словам дяди она любила меня, уже тогда, когда носила в утробе. Что мне любовь мертвой, когда живой отец не мог меня видеть.