— Я становлюсь сильнее с каждым годом, — сказала я, будто он возражал. — Я хочу сказать, заметно сильнее.
— Вы страдали от болезни? — спросил Пирс, казалось бы, искренне заинтересованный.
Я кивнула, и, чувствуя, что некоторая честность не помешает, продолжила.
— Я все еще больна. Но мне гораздо лучше. Все так говорят. Я стала более вынослива. Я не посещала больницу уже четыре года. Я умирала, так что сейчас я не должна жаловаться, но я хочу сделать это, черт побери! Они не могут не допустить меня по состоянию здоровья. Я получила черный пояс, и все.
Я замолчала, понимая, что не только разоткровенничалась с первым человеком, кто понимал меня, но еще и сквернословила.
— Простите, — сказала я, ковыряя носком пол. — Наверно, это кажется вам базарной болтовней.
Пирс издал тихий звук, не обвиняя и не отрицая. Он смотрел на меня в легком замешательстве.
— Вы — как пламя, — сказал он наконец, и я с облегчением улыбнулась.
Я знала, он исчезнет с первыми лучами солнца, но не хотела отталкивать его. Он нравился мне, даже будучи призраком. О Боже, я ведь не увлеклась им?
— Я знаменитость в медицинских книгах, знаете ли, — проговорила я, стараясь отвлечь его от вырвавшихся у меня слов. — Единственная выжившая после синдрома Розвуда.
Он вздрогнул, отвлекаясь от наблюдения за тем, как Робби с кем-то спорит.
— Вы… Розвуд? Вы выжили? Я потерял двух сестер и брата, не доживших и до трех месяцев. Вы уверены, что болели именно этим?
Я улыбнулась, потому что в глазах у него не было страдания. Воспоминания, по-видимому, уже не были болезненными.
— Да, это было именно это. Современная медицина, я полагаю, или все те травы, которыми меня пичкали в «Лагере последнего желания» для умирающих детей. Я была там в течение трех лет, пока меня не выпинали, когда стало понятно, что я не умираю.
С изумленным взглядом он откинулся назад, как будто не веря этому.
— Вы удивительны, госпожа ведьма.
Я усмехнулась, постукивая ногтями по креслу.
— Я еще не совсем ведьма. Пока не получила лицензию. Вы можете называть меня Рэйчел.
Пирс замер, и я взглянула на него. Внезапное озарение вогнало меня в краску. Дерьмо, разрешение называть себя по имени может оказаться весьма интимным. Он, казалось, не знал, как отреагировать. Смущенная, я сосредоточилась на Робби.
— Я, ммм… сожалею, что вызвала вас, — сказала я. — Я пыталась вызвать папу. Понимаете, я договорилась с Робби. Я сказала, что папа хотел бы, чтобы я поступила на службу в ОВ, а Робби ответил, что если он был бы жив, то хотел бы, чтобы я училась дальше, совершенствуя свой уровень земной магии. Таким образом, Робби уговорил меня вызвать его и спросить. Если бы я смогла сделать это, то пообещала последовать желанию папы, если нет, то я уезжаю с Робби и учусь еще четыре года. Я не рассчитывала, что папа явится в материальной форме, я просто хотела… — прошептала я, чувствуя себя виноватой, — просто хотела поговорить с ним.
— Мисс Рэйчел, — произнес Пирс, и я подняла голову, когда он взял мою руку. — Не оплакивайте вашего отца. Я знаю, он в состоянии покоя, наблюдает за вами и желает вам счастья.
— Вы не знаете этого, — сказала я, отняв руку. — Вы застряли в чистилище.
Но вместо того, чтобы обидеться на резкие слова, он кивнул, будто ему понравилось это.
— Вы ведь понимаете, что главная цель вашего брата заключалась в том, чтобы доказать, что вы хорошая ведьма земли? Вы последуете по этому пути?
Приоткрыв рот, я смотрела на Робби.
— Мешок говна, — пробубнила я. — Ну, у нас не получилось, — сказала я, пока Пирс ломал голову над современным сленгом. — Мы не знаем, одобрил бы папа или нет, так что дело не выгорело. Я не поеду в Портленд. Я останусь здесь, с мамой, и стану лучшим гребанным агентом после моего папы.
Дерьмо, опять я ругаюсь, подумала я и улыбнулась Пирсу виноватой улыбкой.
— Что, вы думаете, я должна сделать?
Маленький человек подался вперед, поразив меня своей горячностью.
— Я верю, — произнес он в паре дюймов от меня, — что если вы не следуете за своими страстями, вы медленно умираете.
Он взял мою ладонь снова, медленная дрожь пробудилась где-то глубоко во мне, и я отняла руку, пока он не заметил, что я дрожу. Офисная болтовня, казалось, стала громче, и Пирс немного отодвинулся.
— Мои извинения, — сказал он, очевидно вовсе не сожалея. — Я перешел границы.
Да, он мне однозначно нравится.