Он помалкивал. Пьян был в дымину. Той ночью, когда стреляли, — и ничего не знает.
Вдруг увидел, что она сходит с дорожки, бредет по песку к воде. Будто решила по Черному морю удрать из спокойной Одессы.
— Сонька, ты куда? — крикнул ей вслед. Она обернулась, по лицу текут слезы, но смеется. Он подошел. Она раскрыла ладонь, показала маленький золотой ключик — от замочка. Бросила в море. Волна залила их выше колен; не такая холодная, как он думал. Сонька протянула руку.
— А теперь ты, на счастье!
Он взял второй ключик и бросил в воду. Они молча вернулись на дорожку, но молчание продолжалось недолго: за кустами турецкой сирени их ждали. Повеяло древесным дымом, запахом жарящегося мяса.
Там был стол для пинг-понга: бетонная плита на железных ногах. Половина разбитая, обвалилась, но на другой половине — угощение. Сок в бутылках, хлеб черный и белый, икра, помидоры, мясо. Навстречу вышел высокий молодой человек в непромокаемой белой куртке с капюшоном и темных очках. Смуглый, черные дреды, нос крючком. На груди болтается фотоаппарат. Парень сверкнул белыми кривыми зубами.
— Хотел самоварчик принести, да рук не хватило. Прошу к столу!
Фотограф представился: Григор Блохер. Ели стоя, с завидным аппетитом. Из-за туч, как по заказу, вылезло солнце, и Блохер, фотокорреспондент газеты «Моряк», нащелкал прощальные снимки. В шапке, пожалста, теперь без шапки, улыбнитесь друг дружке, вот так. А потом попросил Арнольда снять пальто и снова фотографировал, уже не за столом, а около гриля. Сонька для очередных снимков тоже сняла жакет и осталась в черной кофте с большим вырезом.
Потом они помогли фотографу собрать посуду и отнести в припаркованную выше, на свалке строительного мусора, ржавую «ниву». Перед тем, как попрощаться, Сонька дала Григору деньги. Съемки закончились, солнце спряталось, похолодало. Но они пошли поверху, вдоль пляжа, под шум волн, к югу. Там всегда и вода, и песок чище. Молча шагали рядом.
— Как можно дальше, — заговорила Сонька, опять по-польски.
— Что — как можно дальше?
— Если здесь, не дай Бог, начнется. Убежала бы как можно дальше. Хоть в Лиссабон.
— От себя не убежишь, — вздохнул Арнольд и снова стал рассказывать про Яся, про «Анонимных алкоголиков», про то, что такое их двенадцать шагов и двенадцать традиций[8], которые они стараются соблюдать в Седльце и во всем мире. Он полтора года был сухой.
— Необязательно признаваться, что в Одессе ты развязал.
— Себя-то не обманешь. Зря я сюда приехал.
— А по-моему — совсем не зря. К примеру: замочек на счастье.
— Пусть будет тебе на счастье. Чтобы твоя Кора нашлась, — сказал Арнольд, и оба, как по команде, обернулись. Словно в надежде, что Кора идет за ними по пляжу. Видно было далеко, дальше Аркадии, но везде — пусто. В воздухе пелена мелких брызг. Даже бездомные собаки ушли в город. Ветер срывал пену с волн прибоя и обрушивал на них, с каждым разом все яростнее. Солнце низко. По первой же лестнице поднялись наверх, к трамваю.
8
В сообществах «Анонимные алкоголики» «12 шагов» — программа духовного переориентирования для зависимых от алкоголя; «12 традиций» — принципы, положенные в основу функционирования группы, способствующие ее развитию и доброжелательному общению ее членов.