— У меня в Свинкино племянник, — сказала та, что справа. — Он меня встречать будет, я ему скажу…
— Бесстыжий какой-то! — возмутилась бабка сзади. — Сидит здоровенный бугай, и на все ему плевать…
Тут Хиле стало совсем нехорошо, бабки нависали над ним, дышали на него своим старушечьим нутром и, как ему казалось, протягивали в его сторону испытующие пальцы, Хиля не выдержал и громко сказал:
— В соседнем районе вот так же бабушки ехали на богомолье, так там автобус в канаву свалился и перевернулся. От перегруженности. Возникла паника и двенадцать бабусек захлебнулись на совершенно небольшой глубине. А одной глаз каблуком выбили. А потом мы вылавливали из канавы всякую молитвенную литературу и продавали ее туристам. Вот так.
Старухи замерли и замолчали. И кроме двигателя, храпа откуда-то спереди, и буйства слепней под потолком, ничего слышно не было.
— А еще одной старушке селезенку отдавили, — добавил Хиля. — И ампутировали ногу.
Тишина продолжалась.
— Ишь ты, — тихо сказала та, что сзади. — Угрожает еще…
Остальные старухи, впрочем, к ней не присоединились, они как-то напряглись и стали оглядываться и подбирать под себя юбки.
— Потише езжай-то! — крикнула боковая водителю. — Дорога-то в кривули вся!
Но крикнула как-то неуверенно.
Хиля решил развить успех.
— Автобусы сейчас все поломанные ездят, — сказал он. — Очень большой износ, а запчастей нет. Много жертв.
— Ты мне покаркай, — сказала левая бабка и погрозила Хиле клюкой. — Я тебе по башке-то настучу! Рыбак хренов…
Может быть, это был озорной кирпич, выпавший из кузова, а может, опять же веселое полено, а может под колесо подвернулся бешеный беляк или там голодная енотовидная собака, так или иначе, случилось следующее — автобус сильно подбросило и глубоко занесло вправо, и инерция швырнула всех бабок на правую стену, прямо на Хилю.
— Переворачиваемся! — заверещала какая-то бабка.
Панику в переполненном старухами автобусе представить, конечно, нетрудно, тут не требуется ни сильное воображение и ни работа ума, достаточно представить бочку с сиамскими кошками, а потом мысленно засунуть туда собаку.
— Переворачиваемся!!! — закричали уже хором. — О-о-о!
Затем старухи вскочили пружинами и принялись умело, но истерично выбивать клюками стекла, как ни странно, выскочить в окно старухи не пытались.
И опять-таки, происходило все быстро и в молчанье, жестко, как в уличной драке и опасно. Удочки Хиле сломали и самого его больно вдавили в дверь. И еще его слегка поприсыпало противной стеклянной крошкой.
Закончилось все тоже быстро, старухи увидели, что они не гибнут и не падают в канаву, мгновенно успокоились, расселись по сиденьям с индифферентным и благопристойным видом и принялись глядеть в побитые окна. В салон ворвался водитель с монтировкой и плачущим лицом, огляделся и сказал:
— Бля…
Потом он подумал и добавил:
— Пока мне за стекла не заплатите, никого не выпущу, суки.
— А мы за счет собеса ездим! — крикнули старухи. — Он тебе и заплатит! Рули давай!
— У нас и денег-то нет! Пенсия всего ничего…
— Сам плати, крохобор!
Водитель плюнул и вернулся за руль.
— Плати ему, — бухтели старухи. — Морду наел, три дня на спутнике облетать надо…
— С каждого по десятке-то — еще не такую рожу нажрешь…
Автобус хрустнул стеклом и двинулся дальше, Хиля отряхнулся и принялся разбирать удочки — мешанину из треснувшего бамбука, лески, крючков и поплавков и разбирал ее до самого Свинкина. Старухи его больше не трогали.
Возле Свинкиной Горы старухи потребовали автобус остановить и дружно вылезли, Хиля вылез за ними, а обезображенная машина, принялась взбираться на холм. Хиля отошел от старух подальше и принялся составлять из уцелевших коленцев удочку.
Старухи отряхивались, разминали скукоженные члены, покрывали головы черными платками, и, поворачиваясь к храму на горе, крестились и кланялись. Церковь слепила высоченными куполами, говорили, что если залезть утром на колокольню, то можно увидеть Кострому, а звон в морозный день раздается на десятки километров.
— В церкву-то не ходишь? — подошла к Хиле задняя бабка.
Хиля отвернулся.
— Зря, — бабка взглянула на Хилю с неодобрением. — Поэтому так плохо и живешь.
Бабка вздохнула, перевязала наново платок и пошагала в гору. Остальные отправились вслед за ней, и от остановки, до верхушки холма протянулась длинная черная змея.
Хиля какое-то время еще сидел, отдыхал, а потом закинул рюкзак за плечо, плюнул в пыль и пошел вниз, к реке.