— Пожалуйста…
Колесников долго допрашивал фашистского офицера, стараясь вытянуть из него интересующие нас сведения. Пленный вел себя вызывающе, отвечать на вопросы отказывался, дерзил. Он не скрывал своей неприязни к русским, особенно к партизанам. Своим поведением старался вывести Колесникова из равновесия. Однако Юра допрашивал терпеливо, подчеркнуто вежливо, с улыбочкой. Я просто удивился, как это, обычно нетерпеливый, горячий, старший лейтенант мог переносить нахальные выпады фашиста.
Гитлеровец тоже улыбался, стараясь показать свое бесстрашие и превосходство над Колесниковым. Ведь он был капитаном, а допрашивал его всего-навсего старший лейтенант. Видите ли, его офицерская честь задета.
Вдоволь наговорившись, Колесников ничего не добился от фашистского офицера и сдал его под охрану коменданта штаба полка.
— Отпетый фашист, — сказал Юра, и голос его прозвучал словно приговор. — За зверства над мирным населением, за сожженные села и деревни, за сотни уничтоженных детей, женщин, стариков военный преступник, фашистский капитан заслуживает смертной казни!
Иного решения и не могло быть. Мы согласились.
Колесников повел фашиста за село. Любопытства ради пошел и ездовой Борисенко. Юра шагал рядом с пленным и разговаривал с ним. Вышли из села, кладбище давно осталось позади, а они все шли.
— Куда вы меня ведете? — спросил сбитый с толку фашист.
— Не. спеши, придет время — узнаешь, — ответил Колесников.
Некоторое время шли молча. Потом Юрий спросил:
— Откуда родом?
— Из Гамбурга, — ответил гитлеровец и с надеждой посмотрел на старшего лейтенанта.
— Семья сейчас в Гамбурге?
— Да. Жена, дочь и мать.
— Где они живут? Адрес?
Немец совсем повеселел и назвал адрес семьи. Колесников записал в блокнот. Пленный попросил закурить. Юра протянул ему немецкую сигарету, дал прикурить и, когда тот сделал несколько затяжек, спросил:
— Интересуетесь, куда я вас веду?
Гитлеровец встрепенулся и вопросительно посмотрел на Колесникова.
— На расстрел. Не догадываетесь, зачем мне нужен адрес вашей семьи? Могу пояснить. Когда мы придем в Гамбург, я разыщу вашу семью. Расскажу матери, какую сволочь она родила и вырастила. Жене скажу, с каким зверем она жила, лежала вместе в кровати… А что дочурке рассказать? Разве то, скольких таких же, как она, советских девочек и мальчиков вы лично и по вашему приказу расстреляли и сожгли заживо? Да, именно это. Жене еще скажу, как вы со своими молодчиками насильничали над советскими женщинами и девушками. Надо же, чтобы в Германии знали о твоих «подвигах».
После этих слов фашиста словно подменили. Он весь затрясся, побледнел. Сигарета вывалилась из трясущихся губ. На мгновение он даже остановился.
— Пошли, пошли, — тут уже близко, — сказал Колесников.
Пленный шел, еле переставляя ноги. Казалось, к его ногам подвесили по пудовой гире.
— Вы что же, надеялись, что все зверства вам сойдут, будут прощены, забыты? — продолжал Колесников. — Когда вы уничтожали ни в чем не повинных советских людей, задумывались ли, что ждет вашу семью? Следуя вашему примеру, я должен вашу мать расстрелять, жену — повесить, а дочь сжечь вместе с домом.
— Вы этого не сделаете, это бесчеловечно! — истерически закричал гитлеровец.
— Э-э, гад ползучий, знаешь, что ни я, ни кто другой из советских воинов не способен на такую жестокость, — сорвался Колесников. — Бесчеловечно?! — Значит, ты понимал, что творишь незаконные расправы, и все же творил? «То, что мне можно, другим нельзя» — таков твой идеал? Да, я не пойду по твоим кровавым стопам! Но то, что обещаю, обязательно скажу твоей матери, жене и дочери. Нет такой меры наказания, которую ты заслужил своими зверствами. Пусть для тебя самой страшной карой будет проклятие твоих близких…
Фашист застонал, обхватив голову руками…
Пленного привели к догорающей белорусской деревне, в которой несколько часов назад он зверствовал со своими молодчиками. На улицах валялись трупы женщин и детей. Гитлеровец понял, что прощения не будет.
— Вот мы и пришли, — сказал Колесников. — Узнаешь деревню? Последний раз посмотри на грязные дела своих, рук. Не отворачивайся, смотри! Жаль, нет фотоаппарата, заснять бы тебя на фоне этого пожарища и фото вручить матери… Насмотрелся? Быстрее становись к развалинам. Видишь, бегут? — указал Юра на женщин, бежавших из ближайшего леса. — Попадешь к ним в руки — растерзают.
Прогремел выстрел.
— Этот уже не сожжет ни одной хаты, — сказал молчавший до сих пор Борисенко. — А сколько их еще шныряет с факелами по нашей земле.