Выбрать главу

— А кто, как вы думаете, мог подать ей мысль о кражах?

— Не знаю… хотя… впрочем, вряд ли…

— Но я никак не пойму, — принялся размышлять вслух Шарп, — если ее хитроумные планы удались, то какого черта ей было кончать с собой?

— Ответ прост: у нее не было на то ни малейших оснований.

Мужчины переглянулись, и Пуаро тихо спросил:

— А вы уверены, что произошло самоубийство?

— Ну, это ясно как божий день. Никаких оснований предполагать что — либо иное нет…

Дверь открылась, и вошла миссис Хаббард. Щеки ее пылали, вид у нее был торжествующий. Она шла, выставив вперед подбородок, готовая ринуться в бой.

— Поняла! — победоносно воскликнула она. — Доброе утро, месье Пуаро. Инспектор, я поняла! Меня вдруг озарило. Знаете, почему записка мне казалась странной? Селия не могла ее написать, никак не могла!

— Но почему, миссис Хаббард?

— Потому что она написана обычными синими чернилами. А Селия заправила ручку зелеными, вон теми. — Миссис Хаббард кивком указала на полку. — Это было вчера утром, во время завтрака.

Преобразившийся на глазах инспектор Шарп быстро вскочил и вышел из гостиной. Через мгновение он появился вновь.

— Вы правы, — сказал он. — Я проверил, и действительно — единственная ручка, которую нашли в комнате девушки, та, что лежала возле кровати, заправлена зелеными чернилами. А они…

Миссис Хаббард продемонстрировала ему почти пустой пузырек. А потом четко и ясно рассказала о том, что произошло тогда в столовой.

— Я уверена, — закончила она, — что клочок бумаги, который считали запиской, был вырван из письма. Того, что Селия написала мне вчера, а я его так и не прочла.

— А что она с ним сделала? Вы не помните?

Миссис Хаббард покачала головой:

— Я оставила ее одну и ушла, у меня было много дел. Должно быть, она положила письмо в столовой и забыла о нем.

— А кто — то нашел и прочитал… кто — то… — Инспектор осекся. — Вы понимаете, что это значит? — спросил он. — У меня никак не шел из головы этот обрывок. Ведь в комнате было полно бумаги, и гораздо естественнее было бы написать предсмертную записку на целом листе. Значит, кто — то счел возможным использовать клочок письма, чтобы внушить всем мысль о самоубийстве девушки. — Он помолчал и медленно продолжил: — А это значит, что произошло…

— Убийство, — сказал Эркюль Пуаро.

Глава 8

Хотя Пуаро и не одобрял английский обычай пить чай в пять часов дня, считая, что это нарушает правильный режим питания, но для гостей он все — таки чай устраивал.

Запасливый Джордж извлек по торжественному случаю большие чашки, коробку лучшего индийского чая, а также водрузил на стол тарелку с горячими маслеными пышками, хлеб, джем и большой кусок воздушного ароматного кекса.

Все это было подано для услады инспектора Шарпа, который с довольным видом откинулся на спинку стула, попивая третью чашку чаю.

— Вы не сердитесь на меня за то, что я свалился вам как снег на голову, месье Пуаро? Студенты начнут возвращаться в общежитие через час, и я решил пока что заскочить к вам. Мне нужно будет всех допросить, а, честно говоря, меня это мало привлекает. Вы с ними общались тогда, вечером, вот я и подумал: может, вы кое — что мне расскажете, хотя бы про иностранцев?

— Вы считаете, что я хорошо разбираюсь в иностранцах? Но, мой дорогой, среди них не было ни одного бельгийца!

— Бельгийца? Ах да, конечно! Вы хотите сказать, что раз вы — бельгиец, то все прочие для вас такие же иностранцы, как и для меня. Но, думаю, вы не совсем правы. Наверное, вы все — таки лучше меня разбираетесь в европейцах, хотя индусы и африканцы для вас, возможно, тоже загадка.

— Вы бы лучше обратились к миссис Хаббард. Она несколько месяцев тесно общалась с ребятами, а она — то прекрасно разбирается в людях.

— Да, она очень умна и проницательна. На нее можно положиться. Еще мне предстоит побеседовать с хозяйкой пансионата. Утром ее не было. Ей принадлежит несколько таких пансионатов и студенческих клубов. Похоже, она не пользуется особой любовью студентов.

Пуаро немного помолчал, а потом спросил:

— Вы ходили в больницу Святой Екатерины?

— Ходил. Главный фармацевт вел себя весьма любезно. Он был потрясен и расстроен, узнав про Селию.

— Что он о ней говорил?

— Она проработала там без малого год, и ее очень любили. Он сказал, что девушка была медлительной, но к работе относилась добросовестно. — Помолчав, инспектор добавил: — Как мы и подозревали, морфий попал в пансионат из больницы.

— Правда? Это интересно… и довольно странно.

— Это был тартрат морфия. Хранили его в фармакологическом отделении, в шкафчике с ядами, на верхней полке — среди редко употребляющихся лекарств. Сейчас больше в ходу инъекции, и поэтому гидрохлорид морфия более популярен, чем тартрат. Похоже, на лекарства существует такая же мода, как и на все остальное. Доктора в этом смысле как стадо баранов. Стоит одному объявить какое — нибудь лекарство панацеей, как остальные ни о чем другом и слышать не хотят. Конечно, заведующий мне этого не говорил, я сам так считаю. Там же, на верхней полке, хранятся лекарства, которые пользовались когда — то большим спросом, а теперь уже давно не прописывают.

— Значит, исчезновение маленького пыльного флакончика заметили бы не сразу?

— Совершенно верно. Переучет проводится нечасто, в последнее время тартрат морфия лежит без дела. Пузырька не хватились бы до очередной ревизии, если бы, конечно, он не понадобился раньше. У всех трех фармацевтов есть ключи от шкафа с ядами и от шкафа, где хранятся особо опасные лекарства. Когда им нужно лекарство, они отпирают шкаф, а в напряженные дни (то есть практически ежедневно) лекарства требуются постоянно, и поэтому шкафы не запираются до самого конца рабочего дня.

— Кто, кроме Селии, имел к ним доступ?

— Еще две женщины — фармацевта, однако они не имеют никакого отношения к Хикори — роуд. Одна из них работает в больнице уже четыре года; вторая пришла несколько недель назад, раньше работала в Девоне, тоже в больнице, послужной список у нее хороший. Кроме того, есть три старших провизора, проработавших в больнице Святой Екатерины много лет. Все они имеют, так сказать, законный доступ к лекарствам. Есть еще старуха поломойка. Она убирает в аптеке с девяти до десяти часов утра и могла бы стащить флакончик из шкафа, улучив момент, когда девушки отпускали лекарства покупателям или готовили препараты для стационарных больных. Но она в больнице уже давно, и вряд ли это ее рук дело. Санитар тоже заходит за лекарствами, и, конечно же, он мог потихоньку взять флакончик, но это тоже маловероятно.

— А кто из посторонних бывает в отделении?

— Тьма народу. В кабинет главного провизора надо идти через аптеку; торговые агенты крупных аптек, отпускающих лекарства оптом, тоже идут через фармакологию в подсобные помещения. И конечно, к служащим заходят друзья, нечасто, но все равно заходят.

— Это уже обнадеживает. Кто в последнее время заходил к Селии Остин?

Шарп заглянул в записную книжку:

— В прошлый вторник заходила девушка, Патрисия Лейн. Она договорилась с Селией пойти в кино после работы.

— Патрисия Лейн, — задумчиво повторил Пуаро.

— Она пробыла там всего пять минут и не подходила к шкафу с ядами, стояла возле окошечка, разговаривая с Селией и ее сослуживицей. Да, еще приходила темнокожая девушка, недели две назад, очень грамотная, по мнению сослуживиц Селии. Она интересовалась их работой, задавала вопросы и записывала ответы. Прекрасно говорила по — английски.

— Наверное, это Элизабет Джонстон. Она, вы говорите, интересовалась работой фармацевтов?

— Это был день открытых дверей для Уэлферской клиники. Она интересовалась, как проходят подобные мероприятия, и спрашивала, что прописывают детям при диарее и кожных инфекциях.

Пуаро кивнул:

— Кто еще?

— Больше они никого не вспомнили.

— А врачи заходят в аптеку?