Глава 7 На чужом криминальном опыте надо учиться
Бастилия была тюрьмой исключительно для особ голубых кровей, и попасть туда было далеко не худшим из зол. Там частенько оказывались натворившие что-то придворные (например, устроившие дебош в трактире или пойманные за хулиганство), злоупотребляющие выпивкой; содержались они там со всем комфортом и благополучно выпускались спустя пару дней, когда шум вокруг их «подвигов» утихал. Хотя в мушкетёрах служили преимущественно дворяне (а официально - только дворяне), они все же были солдатами и не удостаивались чести быть заключёнными в Бастилию. После очередной стычки с гвардейцами кардинала их бросали в сырые камеры Шатле - тюрьма для нищих и горожан. Здесь можно было увидеть и обитателей Двора Чудес (различных бродяг и висельников; воров, убийц, насильников, попрошаек, проституток, цыган и евреев), мелких торговцев и мещан, ремесленников и солдат. Портосу и д’Артаньяну посчастливилось попасть в одну камеру; Атоса же, исходя из обвинения, должны были повести в Бастилию, но по привычке упрятали в Шатле, только в одиночную камеру. Де Тревилль освободил Портоса и Д’Артаньяна и приказал им ждать в трактире неподалёку. - И только попробуйте мне ещё раз, уже второй за сегодняшний день, вляпаться в какие-то неприятности! - напоследок приказал им капитан и пошёл к Атосу. Мушкетёр сидел на холодном каменном полу и безучастно смотрел мёртвыми глазами прямо перед собой. В последнее время он стал часто уноситься мыслями в прошлое, где она была рядом с ним, где царило счастье и в воздухе витали ароматы жасмина и любви... Они сидят вдвоём под могучим дубом и любуются закатом. Кажется, на горизонте разгорается пожар. Но вот огненно-рыжее солнце совсем скрывается за лесом, а ярко-алые лучи уступают место сумеркам. На исходе шестой день июля, и завтра они поженятся. Летний зной сменяется вечерней свежестью. Лёгкий прохладный ветерок треплет её чёрные локоны и ласкает её умиротворённое лицо. - Тебе не холодно? - заботливо спрашивает он, сильнее обнимая возлюбленную. Он знает, что ей не холодно, просто ему очень хочется покрепче прижаться к ней и поглубже вдохнуть запах её чудесных шелковистых волос, как всегда рассыпанных у неё по плечам. - Нет... - ласково говорит она, и это ответ не на его вопрос, а на попытку прижаться губами уже не к её волосам, а к голой изящной шее. - Но ведь уже завтра... - Вот именно, завтра, - непреклонно повторяет она и в утешение одаряет его милой улыбкой. - Какая у меня строгая невеста. - А тебе не нравится? - игриво спрашивает девушка. Она знает ответ, но ей очень хочется подразнить его. Он не остаётся в долгу: его нежные, но требовательные руки начинают бесстыдно ползать по ней, а в его глазах зажигаются огоньки. Она знает, что ей нечего боятся, но все равно смущённо сжимается под его ласками и говорит: - Любимый, ну ты что? Не надо. - Знаю-знаю, все завтра. Но учти, после свадьбы я тебя вообще из объятий не выпущу... Огромный железный засов с противным скрежетом отодвинулся и тяжёлая дверь, нехотя поворачиваясь на несмазанных ржавых петлях, пропустила внутрь де Тревилля. - Господин капитан... - по привычке вставая и вытягиваясь, приветствовал вошедшего мушкетёр. - Мой дорогой Атос! - де Тревилль, махнув рукой на субординацию и этикет, по-отечески обнял молодого человека. В этом был он весь: мушкетёры были для него не просто солдатами и подопечными, они были для него как дети. - Вечером суд, - мрачно проговорил капитан. - Все плохо? - в ответ так же кротко спрашивает Атос. - Да...но мы не бросим тебя и докажем, что ты невиновен. - Как же? - грустно спросил мушкетёр, уже давно не верящий в чудеса. - Если только найдете отравителя. Но даже предположить, кто это, кажется, невозможно. В покои короля нет никаких тайных дверей, а я никого не пропускал. Утром вино еще не было отравлено, значит, по всему выходит, что я причастен. - Причастен, если есть к чему, - хитро сказал де Тревилль. - Атос, ты не заметил ничего необычного, когда наклонялся к этому де Бодуэну? - Только то, что у него все руки были в мозолях, как у самого настоящего крестьянина... Вроде все. - А запах ты никакой не почуял? - Запах был... запах жасмина. Он шёл от перчатки, спрятанной у него на груди. - Про перчатку не знаю...А только ли от перчатки шёл запах? Ведь если действительно от неё, ты мог его почувствовать, только достав перчатку и поднеся её к лицу. - И правда... - задумчиво протянул Атос. - Мне показалось, что я почувствовал запах раньше...Да, я подумал, что у дегустатора, наверное, такие духи...Хотя какие там духи! - Вот именно, - подытожил де Тревилль, доставая из кармана кусочек найденного в луворском коридоре мыла и показывая его Атосу. - Запах жасмина доносился от его дыхания, вернее - от шедшей из его рта пены. Мы не сможем найти того, кто покушался на жизнь короля, потому что вино не было отравлено. Дегустатор настоял на пробе, а потом симулировал отравление. Этот кусок мыла уже был у него за щекой. Это старый проверенный способ изобразить предсмертную агонию. Я сам однажды прибегал к нему. - Когда? - с интересом спросил Атос, хотя та давняя история не имела никакого отношения к нынешнему положению дел. - В смутное время борьбы за власть. Когда Мария Медичи пыталась отнять престол у собственного сына, я угодил за решётку, так как был верен законному наследнику. По счастью, меня упекли в Бастилию, а там предусматривалось мыло. Я изобразил припадок точно так же, как этот новоиспечённый королевский дегустатор. Тюремщик прибежал, открыл камеру и склонился надо мной, а я оглушил его, бежал и вновь вернулся в ряды сторонников юного короля Людовика...Но вернёмся к нашему делу. Не было никакого покушения; кто-то хотел подставить тебя, и, судя по тому, как вовремя появился его высокопреосвященство и как чётко он все разъяснил об этом «мушкетёрском заговоре», он к этому имеет самое прямое отношение. - Действительно, - сказал Атос. - Улик нет, придраться не к чему, виноват однозначно мушкетёр - фирменный стиль кардинала. - Но случай не в руках у Ришелье. Это мыло, наверное, выскользнуло изо рта де Бодуэна, когда гвардейцы волокли его из покоев короля, а поднять его он либо не успел, либо не счёл нужным. - Но это не доказательство моей невиновности. - Нет, не доказательство, - согласился де Тревилль. - Но теперь мы знаем, как все было на самом деле и что теперь делать. Надо либо найти живым самого Жан-Жака де Бодуэна, либо тех, кто его нанял. Я сейчас отправлюсь в Лувр к Ла Шене, главному постельничему Его Величества, и разузнаю все об этом новом дегустаторе: кто он? откуда? когда его наняли? Кто за него просил? А твоих друзей, в очередной раз попавших в передрягу по своей собственной глупости, но выпущенных на волю по приказу милостивого короля... - Спасибо вам, господин капитан, - прервал де Тревилля Атос, протягивая ему руку, - что в сотый, если не в тысячный, раз спасли моих друзей и вытащили их из этих мрачных стен. - С их талантами они уже могли сюда вернуться, - для виду ещё немного поворчал капитан мушкетёров, но в душе уже давно смягчился. - Так вот, Портос, Арамис и д’Артаньян пойдут по следам этого куска мыла. Согласись, купить мыло с ароматом жасмина очень непросто даже в Париже. Просто так в любой лавке не найдёшь. Уверен, твои друзья обойдут всех галантерейщиков и прочих мелких торгашей в города, но найдут продавца и выяснят имя покупателя... А ты, Атос, держись тут. Не падай духом. Помни, мы рядом. Дверь камеры снова отворилась с ужасным скрипом, и хриплый голос тюремщика возвестил, что свидание окончено. Де Тревилль наспех попрощался с Атосом до вечера и поспешил к Портосу и д’Артаньяну, уже заждавшихся его в трактире за углом.