Глава 12 Констанция Бонасье
Констанция Бонасье не была красавицей. У этой юной особы, конечно, были свои прелести, например, длинные, почти до колен, волнистые золотые локоны, и женственные формы, но в ней самой явно не хватало изящества и очарования. Ее лицо было недурно, однако на нем так редко светилась улыбка. Констанция не была приторно сладкой и болтливой, как большинство мещанок. Не было в ней и присущей ее сословию мелочности и желания казаться дворянкой. Внешне она казалось невозмутимой и даже холодной, но в голове у нее ежеминутно теснилось множество мыслей, а сердце разрывали противоречивые чувства. Если постоянство и нашло приют в какой-то женщине, то это была точно не Констанция Бонасье, хотя природа щедро одарила её разумностью и рациональностью. Казалось, вся ее жизнь была расписана еще до ее рождения: вторая дочь месье Дегре, честного и справедливого парижского судьи по части мелких преступлений, бесприданница, она была обречена на брак с каким-нибудь лавочником. Месье Дегре скрепя сердцем выдал замуж свою шестнадцатилетнюю дочь за человека, который был вдвое старше нее, но имел большую галантирейную лавку и намерение «прожить тихую и спокойную жизнь порядочно, бок о бок с работящей и целомудренной супругой». Итак, юная Констанция уже три года была не «девицей Дегре» для посторонних людей, не «сестричкой Конни» для старшей сестры Анжел, жены прокурора, и брата Гонтрана, молодого и нищего адвоката, не «милой девочкой» для любящего отца, заботливого дяди Роберта - сыщика, и доброго крестного месье де Ла Шене - камердинера Его Величества. Она была «мадам Бонасье». Ей была уготована обычная для девушек-мещанок доля уважаемой жены при нелюбимом муже и трудолюбивой хозяйки при семейной лавке. Господин Бонасье не был уродлив, но и красавцем его назвать было трудно; еще не старый, но уже не молодой. Он был никакой: ни толстый, ни худой; ни высокий, ни низкий; ни здоровый, ни болезненный на вид. Даже во внешности его не было абсолютно ничего определенного: неопределенный цвет волос (какой-то серый, между седым и темно-русым), глаз (светло-карий, почти желтый), кожи (желтовато-бледный). Внутри господин Бонасье был таким же, ка и снаружи: никаким. Его нельзя было обвинить в жестокости, злости или алчности, однако ему не были близки сострадание, доброта и щедрость. В сущности, Бонасье был типичным мещанином, лавочником, с соответствующими мыслями и желаниями, образованием и строем жизни. Констанция не была для него любимой женщиной, другом или просто служанкой. Она была женой в номинальном смысле. Ему как порядочному и почтенному господину была положена супруга, и он просто выбрал девушку из своего круга и жил с ней практически так же как и без нее. Разница была лишь в том, что теперь у него существенно поубавилось работы в лавке, и в том, что его знакомые, случайно сталкиваясь с ним на улице, непременно спрашивали в знак вежливости: «Как здоровье мадам Бонасье?» Итак, жизнь Констанции протекала скучно и размеренно. Каждый день походил на предыдущий, дела были распределены на неделю вперед. Надо сказать, Констанция не считала себя обиженной жизнью. Напротив, ей казалось, что ее доля, если не завидна, то по крайней мере не ужасна. Некоторым ее подружкам, с которыми она часами ворковала в девичестве, не повезло куда больше, чем ей: их выдали замуж либо за грубых мужланов, либо за уродливых толстяков, либо за дряхлых развратников. Мужья били их и каждую ночь фактически насиловали. Все они как-то приспособились к такой жизни и нашли утешение в молитвах или в любовниках. Нашу же героиню все устраивало: у нее была размеренная жизнь, статус жены без какой-либо любви со стороны господина де Бонасье, дом и обнадеживающая определенность. Однако, как уже было сказано, наша героиня была переменчива, как луна, и противоречива, подобно каждому, в чьем сердце живут два близнеца: ангел и демон. С одной стороны, она была мадам Бонасье, образцовая жена и здравомыслящая женщина, добросовестно исполняющая свой долг и довольная своей благоразумной и достойной жизнью, а с другой, ее сердце то и дело сжималось и стонало от тоски. Констанция цвела и жаждала не безмятежного покоя, а горячих страстей, жаркой любви, захватывающих приключений! Юность желала, словно вольная птица, взмыть в небеса и умчаться на встречу счастью. «Я хочу счастья!» - отчаянно думала Констанция. - Я хочу счастья! Я не хочу такого мужа, как Бонасье! Я хочу настоящего мужчину...Хочу молодого, красивого, горячего... Хочу благородного!» Такие мысли приводили ее в восторг в первую секунду, но затем низвергали ее в пучину сомнений и тревог. Вот почему в ее глазах часто мелькало беспокойство, а на лице лежала печать скорби. Скорби по своей молодости, превращенной в старость, по своей красоте, что была забыта даже ей самой, по своей жизни, проходящей бесцельно. Душа ее была в смятении и лихорадочно пыталась найти смысл существования. Однако в повседневной, вяло текущей мещанской жизни не было ничего, что помогло бы Констанции найти свое место в этом мире и наконец стать счастливой, обрести гармонию внутри себя... И вот появился он. Он появился из ниоткуда. Он простоя появился. Появился, подобно долгожданному солнечному лучу, прорывающемуся через грозовые тучи и принесшему спасительное тепло томящейся во тьме и холоде земле. Около месяца назад в лавку Бонасье зашел юноша, в скромном наряде и с ярко выраженным певучим провансальским выговором, и снял небольшую комнату на втором этаже. Оказалось, он был мелкопоместный дворянин из Гаскони, приехавший в столицу, чтобы покорить Париж и сыскать славу на службе у Его Величества короля Людовика ХIII. Д’Артаньян был молод, ему едва минуло двадцать, остроумен и красив. Как и все гасконцы, он был пылким возлюбленным, романтичным трубадуром и настойчивым ухажером. Всего за одну неделю ему удалось так осадить крепость супружеской верности мадам Бонасье, что она вскоре сдалась почти без боя. «Он не просто появился, он ворвался в мою жизнь, - впоследствии вспоминала Констанция. - Ворвался, подобно вихрю... вихрю страстей и приключений... ворвался, чтобы перевернуть всю мою жизнь с ног на голову, лишить меня сна и оживить любовью...» Д’Артаньян был ветреным и любвеобильным юношей, с неистощимым воображением и дерзкой самоуверенностью. У него было все, чтобы понравиться даме: дворянский титул, красота, язык без костей и фамильярность, граничащая с наглостью. Как муж он был неважен, так как что не имел состояния и обширных земль, однако как любовник он был идеален. Д’Артаньян мог бы иметь успех у многих знатнейших и богатейших дам столицы. Честно говоря, она рассчитывал, приехав в Париж, найти себе состоятельную любовницу и жить припеваючи за ее счет, пока не поднимется по карьерной лестнице и не станет получать приличное жалованье. Но все его честолюбивые планы растаяли в воздухе, как только он увидел мадам Бонасье. В начале марта д’Артаньян, запыленный и уставший после дальней дороги, постучался в дверь лавки господина Бонасье, где, по словам унылых прохожих, можно было дешево снять комнату. На пороге появилась юная девушка, очевидно, только что поднявшаяся с постели: она вышла на крыльцо босиком, в одной нижней рубашке, завернувшись в теплую шаль, а длинные распущенные золотые волосы разметались по ее плечам и спускались вниз почти до колен. Д’Артаньян, ожидавший увидеть толстую сварливую мещанку или дряхлого худосочного лавочника, на секунду смешался, столкнувшись с весьма миловидной девушкой и молча уставился на нее. - Сударь? - вопросительно пролепетала Констанция, вся внутри робея от его прямого и бесстыжего взгляда, с любопытством пожирающего ее всю. - Это дом господина Бонасье? - опомнившись, спросил д’Аратаньян, приподнимая шляпу в знак вежливости. - Да, но лавка еще закрыта... Сударь, вы, наверное, проделали долгий путь? - внимательно осмотрев его, спросила девушка. - Так и есть. - Зайдите, обогрейтесь. Констанция впустила его в небольшую кухоньку и принялась суетиться у печи. Через четверть часа перед д’Артаньяном уже стоял скромный, но сытный мещанский завтрак. Юноша с аппетитом ел и украдкой наблюдал за милашкой, такой доброй к нему. Констанция