Глава 3 Четверка неразлучных.
Миледи бесшумно выскользнула из тайных коридоров Лувра и вышла на прилегающую к королевскому дворцу небольшую улочку. Там ее уже ждал скромный экипаж, с дремавшим на козлах подвыпившим кучером. «Хоть карету кардинал предоставляет. Не придется тащиться на своих двоих по этой грязи!» - подумала молодая женщина, захлопывая за собой дверцу так, что весь старенький экипаж вздрогнул и даже кучер очнулся. - Куда изволите, миледи? - заплетающимся языком спросил он. - К гарнизону мушкетеров! - не задумываясь, отвечала хозяйка. - А чего же не домой? - Не твое собачье дело! Гони! Хозяйка - барыня. Не говоря больше ни слова, кучер хлестнул кнутом кобылу и медленно и печально «погнал» экипаж к северным воротам Парижа. Когда карета остановилась у казарм королевского полка, миледи осторожно выглянула из окна на улицу, прячась от взглядов прохожих за занавеской К гарнизону шли четверо бравых мушкетеров. Синие перья покачивались на четырех широкополых шляпах; четыре эфеса длинных, отполированных шпаг сверкали в первых лучах восходящего солнца; четыре пары начищенных до блеска пистолетов виднелись на поясе каждого из них. Все четверо были молоды и красивы, все привлекали взгляд. Впереди всех вразвалочку шел юноша, ему было не более двадцати. Его медная шевелюра непослушных вьющихся волос отливала рыжим на солнце, и сейчас, ясным ветреным утром, казалось, что голова юного мушкетера объята пламенем. Привлекательное, совсем еще мальчишеское лицо то и дело озаряла счастливая улыбка, а певучий провансальский акцент выдавал в нем уроженца солнечной Гаскони, южного края сладкоголосых трубадуров и темпераментных гордецов. Практически на ровне с ним широким шагом шествовал великан, исполинского роста и такого же сложения. С первого взгляда бросалось в глаза, что этот человек чересчур много средств тратит на свой костюм и старается роскошной одеждой придать себе побольше важности. Его могучий бас и гоготание, наверно, уже давно разбудили весь Париж от Норт Дама до северных ворот. Позади них брел погруженный в свои мысли молодой человек, лицом напоминающий ангела: небесно-голубе глаза, золотые локоны, скромная улыбка... Правда, время от времени в этих честных глазах зажигались огоньки хитрости, а эта милая улыбка искривлялась в пошловатую усмешку. Этот молодой человек был весь соткан из противоречий: верный друг и ветреный юноша, искренний правдолюбец и лукавый хитрец, смиренный аббат и распутный гуляка. Однако внимание миледи привлек только четвертый мушкетер. Он был старше своих товарищей, ему уже минуло тридцать. Безупречные черты, идеально прямая осанка и стать дворянина наводили на мысль, что это человек очень знатного рода. Его возраст выдавало только лицо, тело же осталось таким же сильным, гибким и стройным, как у д’Артаньяна. Он не был облачен в богатые одежды, но выглядел гораздо величественней, чем разодетый в шелка Портос. Он не стрелял кокетливо глазками и не улыбался женщинам, однако выделялся красотой даже рядом с дамским угодником Арамисом. Миледи уловила весь его облик одним взглядом: черные, как смоль, локоны, карие очи, тонкие черты живого лица, выразительно выгибающиеся брови, матово-бледная кожа, изящество в каждой линии... Нет, он совсем не изменился. Все так же красив, величав, горд... Горд! Да нет же, не горд, а горделив. Вот истинная ценность этого человека: не справедливость, не любовь, не доброе имя, а гордыня! Именно из-за своей гордыни он убил юную девушку, без памяти любившую его и все ему отдавшую. Его черствое сердце не вняло ни одному ее крику, ни одной горячей мольбе о помощи и милосердии. Он своими руками отправил ее на смерть и убил их любовь. Она возродилась, но уже не романтичной и окрыленной чувствами, способной любить и радоваться жизни, а холодной и жестокой, эгоистичной и озлобленной. Теперь у нее была одна цель - отомстить. «Ты умрешь... ты умрешь позорно, на виселице, как последний преступник... А ты и есть преступник. Ты - убийца! Стоя на эшафоте, ты увидишь меня в толпе. А я рассмеюсь тебе в лицо и не отвернусь, когда ты будешь задыхаться в петле, а наслажусь местью. Вы пожалеете, горько пожалеете обо всем, что сделали, граф де Ла Фер... Или Атос? Что ж, месье Атос, вы примите смерть не от графини де Ла Фер - ее вы убили десять лет назад. Вы умрете от руки миледи...» Атос вздрогнул и остановился. На него внезапно нахлынула тревога, но, осмотревшись, не заметил ничего подозрительного. «Бред!» - встряхивая головой, словно прогоняя наваждение, подумал мушкетер и поспешил во двор гарнизона, где перед капитаном уже стояли, вытянувшись, около сотни синих мундиров. Четверка неразлучных пристроилась в самом последнем ряду, а старенький экипаж все так же почтенно покатился назад, к Лувру.