— Я принесу тебе шоколадное пирожное с орехами, — сказал я.
— Господи, ты же не собираешься проползти через лабиринт Пилтнера?
— Буду обратно через час. Я ненадолго.
— Хорошо, — ответила Кейт, но она уже отдалилась от меня, съежившись и пристально глядя в окно.
Я открыл входную дверь, шагнул на улицу, и меня обдало холодом. Он имел зубы и когти и так рвался коснуться моей кожи, что я то и дело проверял, не разодрано ли мое пальто.
— Боже мой, — проговорил я, решив было вернуться за перчатками и шарфом, и тут же передумал. В принципе, я не собирался отсутствовать долго. И мне не хотелось сейчас беспокоить Кейт. Сунув руки в карманы и моргая, потому что глаза у меня слезились, я направился вперед, во тьму. Моя голова была опущена, я не увидел предмет на мостике, пока почти не наступил на него. Судорожно глотнув воздух, я вздрогнул и остановился.
Сперва все, что я увидел, была газета, развернутая ветром. Когда налетел очередной порыв, края поднялись, точно крылья, но газета осталась на месте, и я догадался, что под ней находится что-то, ее удерживающее. Полшага ближе, и я подумал, что вижу тень, вроде как от головы, лежащей в тени нависшего тополя. Ну да — голова в луже крови.
Проклятый Брайан Тидроу, снова подумал я и двинулся вперед.
Человек лежал, вытянувшись, поперек моста, на самой середине, голова его касалась одного из поручней, а ноги свисали над рекой. Мне всегда было интересно, откуда появлялись в Кларкстоне бездомные и почему они здесь оставались. Никогда не мог понять ни одного из тех, кого я знал, — даже несмотря на все те годы, что я здесь прожил. Местный климат не располагал к проживанию на улице. Может, горожане были щедры, или еда в ночлежках хорошая, или причиной — очертания равнин, напоминающих вспененный океан пустоты, или потерянная надежда безопасно перебраться куда-то еще?
Этот человек, решил я, мертвецки пьян. Нужно порядочно напиться, чтобы уснуть здесь, где от ветра, свистящего над головой, по телу бегут мурашки. Единственным движением, которое я заметил, было шевеление газеты. Единственные звуки — течение реки и шум города.
— Эй, приятель, — осторожно окликнул я его, — с тобой все в порядке?
Газета шуршала. Человек лежал неподвижно. Я подумал, не пойти ли домой, чтобы вызвать полицию. Я ничего не имел против бедолаги, спящего на моем мостике, но в тюремной камере будет теплее. Впрочем Кейт хотела остаться одна. И к тому же, подумал я с напыщенной логикой того, кому неуют не грозит, есть вещи поважнее тепла. Я поставил на мостик одну ногу, занес другую, переступая через бездомного, и тут он сел.
Думаю, что лишь его рука, зацепившаяся за пояс моего пальто, удержала меня от прыжка через ограждение. Свалявшиеся пряди курчавых черных волос вздымались над его головой, точно лохмотья расползающейся стальной прядей. Его губы были бело-синими от холода, а в глазах так полопались сосуды, что краснота, казалось, перетекала за радужку и наполняла зрачки. Несколько секунд он держал меня, я затаил дыхание, и все вокруг замерло. Он смотрел не на меня, а куда-то через меня, мимо — на деревья и речной берег. Сила его немигающего взгляда была такой, что мне захотелось отвернуться, но я в потрясении не мог оторвать глаз от его лица. Наконец я ухитрился глотнуть воздуха, и холод вывел мои легкие из паралича. Я закашлялся. Человек мертвой хваткой держал мое пальто, смотрел куда-то сквозь меня и не произносил ни слова.
— Ну что? — в конце концов не выдержал я.
Направление его устремленного мимо меня взгляда не изменилось.
— Ты замерз? Может, мне…
Я посмотрел вниз и увидел измятый листок черной бумаги. Зажатый между ладонью бродяги и моим животом. Очередной приступ нервной лихорадки сотряс меня, всплыв из далеких, давно позабытых воспоминаний детства. Слепой Пью, Черная метка, трактир «Адмирал Бенбоу». «Жди до темноты, — говорил Пью Билли Бонсу в день смерти Билли Бонса, — они придут, когда стемнеет».
Я придержал бумагу, оказавшуюся удивительно плотной. Ватман. Тут же рука бродяги отлетела в сторону, будто я нажал на рычаг катапульты. Его тело опрокинулось назад, и газета вновь накрыла его. Развернув плотный комок бумаги, все еще дрожа, я отошел и посмотрел, что же было мне вручено.
— Ничего себе, — проговорил я.
Потом повторил это еще раз. После этого я повернулся и побежал к дому.
Когда я влетел в комнату, Кейт все еще сидела у окна поджав ноги. Она не подняла глаз, чтобы спросить, что я забыл. Она смотрела лишь немного более сознательно, чем тот бродяга на мосту. Не обращая внимания ни на что, я подошел прямо к ней.