— А где выход? — спросил я.
— Что? — переспросила Трис.
— Ты ведь сказала, что Роберт вошел внутрь минут двадцать назад. Где он вышел?
— Я думала об этом.
— Ну и что ты надумала?
Трис усмехнулась:
— После вас, профессор Эр.
И снова я осознал возможность того, что на этот раз все было нарочно, лучший из устроенных когда-либо розыгрышей, по крайней мере для меня. Господи, даже Брайан Тидроу мог оказаться шуткой, подумал я, но затем отбросил эту мысль. Я посмотрел в лицо Трис. Ее красный рот был слегка приоткрыт, голубые глаза сияли. Это был не розыгрыш. Во всяком случае, она в нем участия не принимала.
Я взялся за ручку, которая, к моему облегчению, на ощупь была похожа на обычную ручку, и толкнул дверь. Она не скрипнула, отворилась плавно. Я бросил взгляд за плечо, схватил ртом воздух и неуверенно шагнул вперед, втянув за собой Трис. Привидения в сорочках скользили вплотную за нашими спинами, касаясь нас. Одно из них слабо улыбнулось мне и закрыло дверь.
Минуту, может, дольше мы просто стояли во мраке. Я ждал, когда мои глаза привыкнут к слабому освещению, но привыкать оказалось не к чему. Нас окружала темнота. Я силился уловить хоть какой-то шорох, издаваемый людьми или механизмами аттракциона. Пытался расслышать хотя бы обычное дыхание, что-нибудь. Но ничего не было. Шагнуть в это фойе было словно шагнуть внутрь гроба. Даже хуже — словно выйти за пределы этого мира.
— Профессор? — услышал я шепот Трис. Каким-то образом я потерял ее локоть, но почувствовал, что ее ладонь поднимается по моему рукаву.
— Здесь я, здесь… — сказал я, хотя был рад слышать и чувствовать ее рядом не меньше, чем она меня.
Я надеялся, отчаянно надеялся на то, что Кейт позволили присоединиться к какой-нибудь группе. Представить себе, что она так же долго стояла здесь и перед ее глазами маячила тень Брайана Тидроу с ожесточением во взгляде, было для меня уже чересчур. Тут я почувствовал прикосновение. Оно было таким слабым, что я на миг принял его за дыхание Трис на своей щеке. Но потом я понял, что ощущаю его также и на своих руках, будто легкое дуновение. Первое тепло, которое я чувствовал с тех пор, как вышел из прогретой машины. Оно и вправду походило на дыхание. Словно десятки людей столпились перед нами и просто дышали.
— Эй! — крикнул я, потому что, даже когда у меня возникла подобная мысль, я уже знал, что это — неправда. Поскольку осознал, что кое-что могу видеть, совсем немного.
Где-то неподалеку словно разгорался бледно-зеленый свет. Я посмотрел на Трис и увидел ее силуэт. Трис тоже взглянула на меня.
— Я вас вижу, — сказала она.
— Тебе лучше? — спросил я.
— Отчасти.
Даже в этом слабом свете мне были видны ее зубы.
— Умница.
Мы находились в чем-то наподобие ангара, длинном, просторном и пустом. Но в пятнадцати футах слева был проход. Слабые порывы сквозняка ощущались отовсюду, но свечение было слева. Я дернул Трис за руку, и мы пошли. Ничего не падало с потолка. Ничто не шевелилось. Уже возле прохода я заметил, что мы идем крадучись. Прохождение павильона ужасов напоминало занятие любовью. Максимальное удовольствие требует концентрации, терпения, чтобы дать себе ощутить мгновение электрической, дразнящей страсти, на пределе возможностей. Несмотря на ежегодные визиты в каждый из «Аттракционов страха» в Кларкстоне, я не напрягал так внимания с институтских лет. Мы шагнули в коридор, тянувшийся футов пятьдесят и потом заворачивавший направо.
— Смотри, устроители все понимают, — сказал я. — Не нужно никаких резиновых топориков, бьющих по голове, ни всяких штуковин, свисающих с потолка на тросах, хватающих тебя за волосы. Достаточно лишь темноты, тишины, немного воображения и…
— Не надо лекций, профессор, — попросила Трис.
Моя улыбка непроизвольно стала шире.
— Но на лекциях я чувствую себя бодрее.
— Да уж, — согласилась Трис, и я увидел, как вспыхнули ее глаза.
Ее концентрация в этот миг была абсолютной. Она повела меня вперед, и я ей это позволил.
Мы прошли, должно быть, футов пятнадцать, когда моя нога, ступив на пол, начала погружаться, и я выдернул ее назад. Меня затянуло неглубоко, но мне не понравилось нечто вязкое, оказавшееся на месте дерева или бетонного пола. Я видел, ощущал и воображал себе чересчур много костей в этот вечер. Я подумал о мягком родничке на темени младенца и содрогнулся. Я снова поднял ногу и поставил ее левее того места, куда только что наступил. Она снова провалилась.