Не вдохновившись подобной малоприятной перспективой, я едва не взвизгнула от негодования и в сердцах пнула дверь ногой, а потом вновь взялась за ключ, меланхолично размышляя, где бы в пятницу в пять часов вечера найти плотника, по возможности трезвого и адекватного, или хотя бы к кому из друзей набиться ночевать, если уж не получится ни мастера отыскать, ни в квартиру попасть. К счастью, замок прекратил сопротивление и, щелкнув в последний раз, сдался. Я широко распахнула дверь и победно ввалилась в прихожую, одной рукой держа пакет и сумку, а другой хлопая по выключателю. Вещи без сантиментов полетели в угол, я, отдуваясь, дернула вниз 'собачку' на молнии и поспешила освободиться от верхней одежды - что поделаешь, в подъезде тепло, даже жарко, и я взмокла в плотной зимней куртке, пока воевала с замком. Да и драка в подворотне тоже поспособствовала выбросу адреналина, тут же запустившего еще уйму разнообразных химических реакций в моем отважном теле.
Как показывает мой опыт, зачастую в жизни все решают мелочи, причем такие, на которые обычно и внимания-то не обращаешь. Кто знает, отчего мне, еще не раздевшейся и не разувшейся, приспичило потянуться к висящему на стене календарю и взяться переворачивать страницы? А потом провести подушечкой указательного пальца по краю и (глупейшее происшествие, но с кем такого не бывало?) порезаться плотным листом бумаги до крови?
Чертыхнувшись, я едва не взялась зализывать пострадавший перст, но тут же вспомнила, что до этого хваталась за деньги и поручни в транспорте, и устыдилась такого безответственного детского поведения, недостойного будущего врача. Разумеется, рана не была смертельной и даже не грозила временной потерей трудоспособности, но я все же решила оказать ей достойный уход и, стянув куртку, двинулась в ванную, дабы промыть порез и попытаться остановить кровь. И, машинально махнув пострадавшей рукой, задела зеркало. По гладкой поверхности немедленно расплылся безобразный ярко-алый развод.
- Вот свинья, - вслух пробормотала я, глядя на свое отражение с лихим кровавым мазком поперек лица. Столь негативная оценка собственных душевных качеств и бытовых привычек не принесла желаемого облегчения, я машинально перебросила на плечо ремешок сумки и открыла дверь в ванную.
Из крана, загудевшего с недоброй целеустремленностью пчелы, выцеливающей, куда вогнать жало, полилась тонкая струйка интенсивно-рыжего цвета и соответствующего запаха. Совать под такое безобразие порезанную руку - не просто противно, а и откровенно опасно и чревато стопроцентным заражением. Я секунду полюбовалась на пятнающие белую чистоту раковины ржавые пятна, брезгливо покачала головой и полезла в висящие на стене шкафчики.
За неимением других обеззараживающих облив ватку одеколоном и с шипением зажав порез, я вооружилась тряпкой и выползла обратно в коридор, полная решимости убрать все следы столь позорного ранения и постараться поскорее о нем забыть. И тут же почувствовала что-то неладное.
Ощущение было каким-то странным, вроде бы смутно знакомым, но непонятным и оттого слегка пугающим. Враждебным? Пожалуй, нет. Но я на всякий случай поудобнее перехватила уже проверенную в бою сумочку и, намертво вцепившись в ее успокаивающую тяжесть, медленно повернулась на каблуках, готовая в случае чего как к немедленному бегству, так и к решительной атаке. Впрочем, ни в то, ни в другое бросаться не пришлось. В квартире, кроме меня, никого не было, она полнилась знакомыми и привычными звуками, всегда царствующими в моем обиталище в отсутствие хозяйки: на стене мирно тикали часы, шелестел компрессор аквариума, слегка постукивала от сквозняка открытая на кухне форточка да загадочно, вдумчиво, как гобой в руках настройщика, гудел где-то в подъезде между этажами водопровод.
И все-таки что-то происходило. Я чувствовала это всей шкурой и потому расслабляться не спешила, наоборот, покрепче сжимала ремешок сумки и шарила глазами по прихожей в поисках еще чего-нибудь, при необходимости могущего послужить орудием нападения или защиты. Потом я догадалась повернуться лицом к зеркалу и оцепенела. По гладкой поверхности пробегали стремительные волны и впадины, стекло вихрилось и ерошилось, как речная вода под легким полуденным ветерком. Сходство еще больше усиливалось темно-зеленым стеклом рамы, о которое рябь разбивалась, как настоящие озерные волны о покрытый пленочкой тины и ряски берег. Стоп! Я уже это видела! Рука, держащая тряпку, сама собой потянулась к зеркалу, я, как примагниченная, шагнула вперед, толком не осознавая, что делаю.
Идти было не далеко - сколько там той прихожей в маленькой двухкомнатной квартире. И тут сработал закон подлости. Причем не просто сработал, а проявил себя во всей своей низкой и гнусной красе. Левая нога сама собой подвернулась, я, бестолково замахав руками, оскользнулась в солидной луже талого снега, успевшей натечь с моих сапог, и головой вперед полетела в зеркало, попутно свалив журнальный столик и рассыпав по полу все лежащее на нем богатство косметики, духов и заколок для волос. Подспудно ожидаемого удара не последовало, я, уже понимая, что опять по самое не хочу вляпалась в какие-то проблемы, беспомощно сжала в руках ремешок сумки так, что костяшки пальцев побелели и начали ныть.
Как уже опытная путешественница между мирами, я знала, что должно последовать за торжественным низвержением в зеркало. Холод, жар и падение. Почти так оно все и было, за исключением одной маленькой, но весьма существенной детали: я не видела, куда летит мое кувыркающееся и невольно подвывающее тело. Вокруг царила непроницаемая, вселенская, прямо-таки галактическая тьма, навевающая невольные, очень неприятные мысли об аде и посмертном покаянии. Ариана рядом нет, посоветоваться не с кем... Я беспомощно вытаращилась вниз, стараясь разглядеть Город-под-Кленами, в который, по моему разумению, меня должно было выбросить, и вскоре была вознаграждена за свое усердие ослепительной вспышкой мертвенно-белого света, дикой болью стегнувшей по глазам и заставившей поспешно зажмуриться, в мыслях проклиная и себя, и зеркала, и все Отражения скопом. А вдруг меня выбросит не в Вириалан, а в какой-нибудь другой мир, скажем, обиталище иллиатадов или столь же неприятное и малоподходящее для приличной девушки место? Ведь Эло как-то обмолвился, что Отражений вокруг полным-полно, можно всю жизнь потратить, путешествуя из одного в другое, и не увидеть и сотой доли всего разнообразия существующих миров.
Вспышки света больше не повторялись, но я на всякий случай все равно зажмурила приоткрытые было глаза - все равно смотреть вокруг было особенно не на что, покрывающая все сущее тьма мне уже порядком надоела, а ничего другого для изучения мне не предоставляли. Поэтому столкновение с каким-то препятствием, на которое мое бренное тело с грохотом и воплем свалилось животом вниз, стало полнейшей и довольно неприятной неожиданностью. Видимо, под конец падения я, решив поспорить с законами физики, все-таки не набрала, а, наоборот, потеряла скорость, потому что приложило меня хоть и ощутимо, но все же не смертельно. Обошлось даже без переломов и вывихов, чему я тут же с готовностью совершенно искренне и непритворно обрадовалась. Глаза пришлось открыть, я, морщась, обозрела свое встрепанное, испуганное отражение под щекой, перекрытое какой-то странной руной-символом невнятного содержания, и тут же, осознав, что, собственно говоря, произошло, вскочила на четвереньки, а потом начала поспешно сползать с еще теплого, кажется, даже дышащего Зеркала. Впрочем, можно было и не торопиться. В огромном, до холодка под ложечкой знакомом зале я была совершенно одна. Свидетелей падения и недостойного поведения во время этого волнующего и интригующего события моей жизни не наблюдалось. Разве что рядом лежала моя сумка да салатово-серым комком валялась тряпка, та самая, которой я настенное зеркало в прихожей вытирать собиралась.