Решив осуществить попытку, Леербах на следующий же день отправился в замок Кронбург и послал графу свою карточку. Лакей тотчас вернулся и попросил барона следовать за собой. Ричард вошел в кабинет.
Граф сидел за письменным столом, на котором лежала открытая книга. При входе Леербаха он быстро встал и протянул ему обе руки.
– Добро пожаловать, мой дорогой, хотя та, за которой вы явились, и умерла, пока я торговался о ее счастье!
Граф умолк, смахнул рукой набежавшую слезу. Указывая затем Ричарду на стул, он прибавил:
– Я телеграфировал вам в Александрию о смерти Tea, но мне ответили, что вы уехали несколько недель тому назад и что никто не знает, где вы и что с вами. Давно ли вы вернулись? Там или только здесь вы узнали о нашем несчастье?
– Я знал все еще раньше, чем ваша телеграмма пришла в Александрию. Tea умерла не от болезни, а пала жертвой оккультного убийства, свидетелем которого я был сам, – с глубоким вздохом сказал Ричард.
Граф удивленно и недоумевающе взглянул на него.
– Я явился сюда, – продолжал Ричард, – чтобы передать вам самые необычайные вещи, и прошу вас внимательно меня выслушать. Может быть, вы примете меня за сумасшедшего. Между тем это правда.
– Говорите! Обещаю вам, что буду слушать вас с напряженным вниманием, – сказал граф, еще с большим удивлением и любопытством.
Ричард начал свой рассказ, и когда дошел до своего брака с Альмерис, граф вспыхнул и, вскочив с кресла, с гневом вскричал:
– Как, в ту самую минуту, когда я отдавал вам руку моей дочери, вы избрали себе в жены дочь трактирщика? Tea вероятно узнала о вашей измене и огорчение причинило ей разрыв сердца.
– Успокойтесь, граф! Вы ошибаетесь, – Tea ничего не знала. Из дальнейшего рассказа вы поймете, что моя любовь к Альмерис, так же как любовь графини ко мне, имела свое основание в отдаленном прошлом. Что же касается моей женитьбы на Альмерис, то это была последняя радость, которой я хотел озарить угасавшую молодую жизнь, так как мне, как врачу, было известно, что часы ее были сочтены. После смерти Альмерис я хотел приехать признаться во всем Tea и предоставить ей самой решить: может она меня простить или нет? Теперь я снова перехожу к моему рассказу.
Граф сделал знак согласия и молча опустился в свое кресло. Но когда Ричард дошел до истории находки в цоколе сфинкса, до писавшего призрка и, наконец, экспедиции, предпринятой бароном и Бэром, лицо старика приняло выражение жалости и участия, а глаза его ясно говорили, что он сомневается в здравом уме Леербаха.
Закончил он свой рассказ следующими словами: «Душа Tea обитает теперь в теле Эриксо, – но ее любовь к вам осталась такой же. Она страшно страдает. Чтобы попытаться вернуть ей отца, а вам утраченную дочь, я и явился к вам».
Граф покачал головой, и улыбка сожаления скользнула по его губам.
– Бедный друг мой! Вы больны. Горе и африканское солнце вызвали у вас галлюцинации и расстроили вашу нервную систему. Вы, по–видимому, даже и не понимаете всей несообразности фактов, которые вы мне передавали. Меня удивляет только, что профессор Бэр, о котором я так много слышал как о серьезном ученом, и которого вы называете своим другом, подтверждает подобные глупости вместо того, чтобы стараться разубедить вас. Правда, в вашем рассказе есть несколько правдивых подробностей о смерти Tea. Она умерла ночью, рубашка ее была разорвана, но никто не видал у нее на сердце магического знака, который, как вы уверяете, вы видели сами. Что же касается пресловутой Эриксо, в которой якобы обитает душа моей дочери, то я предполагаю, что эта ловкая особа злоупотребляет вашей доверчивостью, чтобы попытаться шантажировать меня. К счастью, я нахожусь в здравом рассудке и меня–то трудно будет убедить в тождестве Эриксо с Tea.
Ричард улыбнулся.
– Все, что вы говорите, справедливо с обыкновенной точки зрения, за исключением того, что Эриксо имеет в виду шантаж: она слишком богата. Если бы вы пошли со мной и сами взглянули на это дивное создание – убеждения ваши сильно бы поколебались.
– Нет, нет! Эта особа, конечно, очень похожа на Tea, и ее вид только растравил бы мои раны, – сказал граф. Но быстро сдержав себя, он встал с кресла.
– Хорошо! Я пойду с вами и возьму с собой Немврода, любимую собаку покойной дочери. Немврод был привязан к Tea, и я посмотрю, почует ли он в Эриксо свою хозяйку.
– Вы требуете уж слишком многого от собаки, которая может чуять только эманацию тела. Но все равно! Сделаем попытку и посмотрим, не восторжествует ли еще раз инстинкт над рассудком?