Аменхотеп вздрогнул, побледнел и отшатнулся, словно его оттолкнула какая–то могучая сила. Видение стало отодвигаться назад и подниматься на воздух. Некоторое время Эриксо видела еще, как сквозь туман, высокую фигуру мага, прислонившегося к цоколю сфинкса. Глаза его были закрыты, опрокинутая лампа погасла в его руке, а у ног, подобно изумрудной ленте, лежала свернувшись змея. Затем все побледнело, стало расплываться, и наконец совсем потонуло в ярком свете луны.
Силы Эриксо истощились, голова закружилась и она без чувств опустилась на каменные плиты террасы. В таком положении нашли ее Ричард и граф. Смертельно испуганные, они перенесли ее в будуар, и после долгих усилий привели ее, наконец, в чувство.
– Не было ли на тебя нового нападения? Не ранил ли он тебя? – засыпали они Эриксо вопросами, лишь только та открыла глаза.
– Нет, нет! Пережитые за день волнения были единственной причиной моего обморока, – ответила она, покачав головой.
Эриксо ясно помнила видение, но какое–то непонятное чувство смыкало ей уста. Никому, ни за что на свете, она не рассказала бы того, что с ней случилось.
Успокоившись относительно здоровья дочери, граф удалился, а счастливый Ричард усадил жену на диван. Положив голову на плечо мужа, Эриксо молчала и рассеянно его слушала; мысль ее была далека. С каким–то острым любопытством она сравнивала Леербаха с Аменхотепом и вторично образ барона побледнел. Взгляд его показался ей бесцветным, речь банальной, а нежная улыбка нисколько не была похожа на ту чарующую улыбку, которая волновала и подчиняла ее.
Да, Аменхотеп был ее господином, но не тот, которого она прежде знала и ненавидела – мрачный и суровый маг, вечно сидевший за своими манускриптами, и холодный, как его длинная, белая одежда, придававшая ему вид статуи; нет, новый господин, поглощавший все ее мысли, был человек обаятельный и ужасный, повелевавший стихиями! И этот–то человек, вымаливает теперь ее любовь, суля взамен вечную юность и неизведанное счастье.
Мысли Эриксо мчались все дальше и дальше. А что бы было, если бы вместо мрачных подземелий пирамиды, где царили вечная тишина и искусственный свет, Аменхотеп жил в великолепном дворце, полном воздуха и залитом солнечным светом, и носил бы современный изящный костюм, ведь он был бы очень опасным человеком. О! Отчего он никогда не показывал себя таким, как сегодня? Тогда она, без сомнения, полюбила бы его – и сколько огорчений было бы избегнуто!
Она вздрогнула и выпрямилась, ясно почувствовав, как к ее лбу прикоснулась чья–то рука с длинными и тонкими пальцами. Когда она взглянула на мужа, то с ужасом увидела, что он смертельно побледнел и глаза его сделались точно стеклянными. И вдруг в потускневших зрачках Ричарда вспыхнул огненный взгляд мага, а неподвижные руки мужа поднялись, чтобы в страстном объятии привлечь ее к себе. Но все это было непродолжительно. Сильная дрожь потрясла тело Ричарда и он, нежно, с улыбкой склонился к Эриксо и горячо поцеловал ее.
Трепещущая молодая женщина обвила руками шею мужа и прижалась к нему. Она не хотела больше думать. Она жаждала лишь любви и мирного счастья, которое с таким трудом было завоевано.
Глава VIII
Прошло около восьми месяцев со дня свадьбы Эриксо. Ничто не нарушало счастья молодых и ничто не указывало на то, что Аменхотеп продолжает свои преследования. Маг исчез бесследно! Но его не забыли. Эриксо часто думала о последнем видении. Иногда, сидя одна в будуаре, она напряженно ждала, не появится ли в тени, на стене, стройный силуэт египтянина, или не возвестит ли обычный звон его приближение – но всюду царила тишина. Решительно, она забыта или отвергнута. Если, в общем, Эриксо радовалась этому, то все–таки иногда ею овладевало что–то вроде досады и на нее порою нападали мрачные мысли. Тогда она искала уединения. Конечно, она была счастлива, даже очень счастлива; но все–таки не так, как мечтала. Горячая и страстная натура, она не находила в Ричарде отклика своим собственным чувствам, а спокойная и сдержанная любовь мужа оскорбляла и раздражала ее.
В ее душе пробудилась острая ревность к Альмерис. Это она, покойница, вечно живая, отнимает у нее лучшую часть сердца мужа! Она же, Эриксо, всегда занимала только второе место. Ричард даже не скрывал этого и хранил на своем бюро портрет Альмерис, который отказался убрать, несмотря на просьбы и ласки своей жены.