Судьба Мемфиса свершилась. Мало-помалу он должен был стушеваться пред варварством людей и песком пустыни до той поры, когда жадное и любопытное новое поколение не придет рыться в его песчаном саване, отыскивая обломки истории его бывшего величия.
Часть II
Тайна Египта
Глава I
– Так решено, Валерий?
– Вот моя рука в подкрепление слова. Моя дочь будет женой твоего сына. Признаться, этот союз всегда был моей мечтой, которую я долгие годы лелеял, не смея надеяться на ее осуществление.
– Будем же уверены, что дети наши, подобно нам, останутся довольны этим союзом.
– Да, почему бы и не так? Валерия красива, моя единственная наследница. Она может понравиться твоему сыну, а ей трудно будет найти более красивого и более богато одаренного супруга, чем Галл.
– Если так, то нам остается лишь назначить день свадьбы! Согласен будешь ты, друг Валерий, отпраздновать ее месяца через два?
– Прекрасно! За это время я управлюсь с приданым Валерии. Через три дня я еду устраивать дела, а недель через шесть привезу в Рим невесту.
Этот разговор происходил на террасе большого, прекрасного, окруженного садом дома, расположенного на Целийском холме.
За столом, на котором стояли корзина с фруктами, большая амфора старого фалернского вина и серебряные чеканные кубки, сидело двое мужчин, уже зрелых лет. Здесь, прихлебывая ароматное вино, они только что решили судьбу своих детей.
Сенатор Кай Марций Долабелла и его гость – бывший квестор Люций Валерий были друзьями с детства. Прихотливая судьба разлучила их на долгие годы. Но случайная встреча несколько недель тому назад оживила прежнюю дружбу, и добрые старые отношения возобновились и в конце концов возникла мысль соединить детей их брачными узами.
Оба приятеля представляли полнейший контраст.
Несмотря на свои пятьдесят два года, сенатор был еще в полном цвете сил. Ни одного седого волоса не было видно в его густых, черных, как вороново крыло, волосах; свежее лицо, полны огня глаза, а его высокая фигура дышала величавым спокойствием. Несмотря на родовитость, которой веяло от него, любезность и веселость выдавали в нем человека, любившего пожить.
Люций Валерий был немного моложе, но на вид ему можно было дать лет шестьдесят. Что-то жестокое и суровое светилось в его зеленоватых, впалых глазах.
Осушив кубок за здоровье жениха и невесты, приятели продолжали беседовать. Сначала они обсудили вопрос об устройстве будущей четы на новом месте, так как Галл, назначенный легатом префекта Александрии Эмилиана, через два месяца должен был сопровождать своего начальника на место их службы.
С этой интимной темы незаметно перешли они к политике и заговорили о волновавших империю смутах и о частых переменах на троне. Тут, по поводу смерти Деция, вспомнили они и старого товарища, которого Валерий потерял из виду со времени своего отъезда в Азию, где занимал довольно высокий военный пост.
– А бедный Сульпиций скверно кончил, – со вздохом заметил сенатор. – Он был совращен в отвратительную секту христиан и, во время строгого гонения при покойном императоре Деции, на него донесли. Все усилия разубедить его в убеждениях оказались тщетны; безумие этих несчастных, как тебе известно, почти всегда неизлечимо. Так и Сульпиций остался непоколебим. Подробности я знаю от нашего общего приятеля, префекта Вифинии. Бессильный спасти безумца, он приказал обезглавить его.
При упоминании о христианах Валерия передернуло, и в глазах вспыхнул недобрый огонь. Хриплым голосом он объявил, что подобные потачки презренным сектантам, потрясающим основы империи и вносящим в семьи позор и бесчестье, столь же преступны в его глазах, как и смешны. Если божественными императорами Галлиеном и Валерианом объявлено будет новое преследование, то он снова поступит на службу, чтобы лично уничтожать проклятых и, разумеется, сентиментальностями увлекаться не станет.
В его голосе звучала такая ярость, такая беспощадная жестокость, что сенатор удивленно взглянул на него. Когда Валерий кончил свои проклятия и утомленный замолк, Кай Марций взял приятеля за руку и дружески спросил:
– Почему ты так ненавидишь христиан? Я уже замечал, что одно их имя: приводит тебя в трепет. Насколько мне известно, никто из твоих не был заражен новым лжеучением; значит, какая-нибудь иная причина внушает тебе такую ненависть к ним. Доверь эту тайну старому другу.