Но и оно портится. Главным образом — от болезней. И особенно страдают сердечные клапаны — тонкие, гибкие и подвижные лепестки, пропускающие кровь в одном направлении и не дающие ей возвращаться назад. Болезнь, прежде всего ревматизм, повреждает края лепестков, покрывает их грубыми наростами, твердыми отложениями солей. Такие клапаны не могут выполнять своей работы, и сердечный насос начинает захлебываться кровью, давать перебои, пока не остановится совсем.
Раньше такие пороки считались безнадежными: сердце не заменишь. Но лет тридцать назад хирурги стали делать попытки отремонтировать испорченный клапан. Иногда это удавалось. Однако большей частью, когда повреждения были серьезны, такие попытки не давали результатов: клапан уже ремонту не поддавался… Вот если бы поставить новый клапан! Где его взять? Пробовали вырезать клапаны у погибших людей и животных. Но пересаженная сердечная «деталь» не приживалась в чужом организме, умирала.
И опять обратились к полимерам. Выбрали из их многочисленного семейства нашего старого знакомца, того самого, который ничего не боится, у которого «алмазное сердце и шкура носорога» — политетрафторэтилен, или тефлон. Из него и сделали сердечные клапаны.
Сердечные клапаны из пластика.
Опыты, проведенные на животных, были успешными. Но кроить человеческое сердце и вставлять в него пластмассовые детали долго не отваживались. Это казалось фантастичным, невероятным, даже кощунственным. Трудно было решиться. Но хирурги все-таки решились. Девочка, которая умирала, сердце которой останавливалось, легла на операционный стол. Вскрыта грудная клетка. Вздрагивает, трепещет открытое, рассеченное сердце.
И вот клапан — созданный не живой природой, а химией! — осторожно вшивают в рану на сердце…
Девочка осталась жить. Она поправилась. Она стала бегать вместе с подругами и уже не задыхалась. Пластмассовая деталь в сердце работала исправно.
Сейчас отремонтированы с помощью запчастей десятки сердец. Стоит вопрос о том, чтобы наладить плановое производство искусственных клапанов и других искусственных органов и тканей. Так что, возможно, когда-нибудь у входа в больницы будут вывешивать объявления: «Здесь принимаются в ремонт пищеводы, глаза, сердца».
Я не знаю, где ты живешь, но почти не сомневаюсь в том, что под твоими ногами, в запрятанных под землей пещерах и пористых породах, гуляют, клокочут волны кипятка.
Почему я так думаю?
А вот послушай. Моря из кипятка существуют не только в сказках и в фантастических романах о путешествиях на другие планеты. Немало их и на Земле. За последние годы только на территории нашей страны геологи нашли около пятидесяти горячих бассейнов. И это не какие-нибудь жалкие озерца.
Огромный район Северного Кавказа между Азовским и Каспийским морями «плавает» на горячих волнах. Над ними текут Кубань, Егорлык, Кума, Терек. В этом море, как и положено, свои заливы, свои теплые и холодные «течения». Город Орджоникидзе стоит у южного берега подземного водоема. Под Грозным вода нагрета до 100–140 градусов, под Ставрополем — до 140–180. А краснодарцы, еще недавно не подозревавшие об этом, живут на настоящем паровом котле с температурой, превышающей 180 градусов. Котел этот, узкий и длинный, тянется на запад почему-то под самым руслом Кубани. Такой же раскаленный котел-залив есть и около Махачкалы: начинаясь под Тереком, он уходит к побережью Каспия и скрывается под его дном.
Большое море лежит и под Прикаспийской низменностью. Подземные горячие водоемы поменьше найдены на Камчатке, в Туркмении, в Казахстане, на Украине — везде. Но самым замечательным бассейном является Сибирский. Его впору называть океаном: он занимает площадь в несколько миллионов квадратных километров, то есть в три-четыре раза большую, чем Черное и Каспийское моря, вместе взятые. Если бы его тепло удалось использовать, жители шестидесяти городов могли бы навсегда забыть об угле, дровах, печах, котельных.
Вообще же из наших пятидесяти подземных морей можно получать каждый день не менее 15 миллионов кубометров пара и горячей воды. Много это или мало? Это все равно что получить дополнительно 100–150 миллионов тонн первосортного донецкого угля в год!
Почему же мы не используем такое богатство? Прежде всего потому, что еще недавно мы не знали о его существовании. Лишь сейчас геологи установили более или менее точные границы этих морей, определили их температуру, подсчитали запасы горячей воды.
Теперь нам о богатствах все известно. Что же дальше? Дальше надо решить две проблемы. Во-первых, как вывести воду на поверхность. Эта задача решается довольно просто. В большинстве случаев надо бурить скважины. Примерно такие же, какие бурят, чтобы добыть нефть. Почему же до сих пор не проткнули земную кору и не выпустили моря наружу? Потому что, прежде чем так поступить, надо решить вторую проблему: что с этой водой делать?
А эта проблема немного посерьезней и посложней первой. Ведь скважины такие уже есть. Правда, их бурили не специально. Искали нефть, а наткнулись на паровой котел. Но как бы там ни было, из-под земли бьет немало горячих фонтанов. Только в районе города Грозного за один год выливается наружу около 15 000 000 кубических метров горячей воды! Однако это колоссальное количество тепла пропадает зря: мы все еще не умеем им пользоваться.
Сложность тут вот в чем. Далеко не всюду вода имеет высокую температуру. Часто она нагрета всего лишь до 40–50 градусов. Для отапливания помещений она не годится: в теплоцентралях температура воды должна быть 75–95 градусов. Как же быть?
Сейчас некоторые ученые предлагают подогревать подземной водой Иртыш. Это, считают они, надолго задержит образование льда на реке и, значит, позволит продлить навигацию. Проект грандиозный. Но никто не может уверенно сказать, как на самом деле будет вести себя «подогретая» река, намного ли у Иртыша сократится время нахождения подо льдом, не принесет ли подогрев вреда речным обитателям, а если принесет, то какой именно. Не зная этого, нельзя подсчитать, выгодно ли тратить деньги на осуществление столь необычной идеи. Да и, кроме того, у нас ведь есть другие нужды в тепле, гораздо пока более важные, чем подогревание рек.
Неизвестно, как долго мы бы сидели на нашем богатстве, если бы горячей подземной водой не заинтересовались специалисты по получению… холода.
— С помощью нашей техники, — заявили они, познакомившись с проблемой, — тепло, даже такое технически неудобное, пятидесятиградусное, легко переработать в холод. А если вода попадется по-настоящему горячая, тем лучше. Кипящий гейзер мигом превращается в ледник. Холод же в наше время — это большая ценность. Его все время не хватает. Ведь он не только предохраняет от порчи молоко и мясо, рыбу и фрукты, не только помогает изготовлять мороженое и кондитерские изделия. Холод — заправский работник в промышленности. Без него не обойдешься при выпуске хорошей ткани и точных приборов, при прокладке шахт и тоннелей метрополитена. Многие химические предприятия без него просто-напросто существовать не могут. Например, каждому заводу искусственного волокна в летнее время нужно такое количество холода, с помощью которого за час можно превратить в лед 500 тысяч литров воды! Конечно, мы будем перерабатывать в холод главным образом тепловые отходы предприятия, но и подземное тепло нам очень пригодится…
Когда мне привелось слышать такие речи первый раз, я, откровенно говоря, очень засомневался: уж не подшучивают ли надо мной? Но моим собеседником был профессор Лев Маркович Розенфельд, ученый серьезный и степенный. Не станет же он, в самом деле, потешаться над неосведомленным человеком?
А Лев Маркович, видимо заметив мое смущение и решив развеять его, тут же пригласил к себе в лабораторию. Пришли. Остановились около какой-то странной установки: две огромных бочки и несколько труб.
Холод из тепла (схема).
— Установка, как видите, простая, — сказал профессор. — А чудеса происходят в ней благодаря тому, что мы использовали одно очень интересное химическое вещество — соль бромистого лития.
Все оказалось действительно очень простым. В помещении, в котором нужно поддерживать холодную температуру, устанавливается радиатор. В радиаторе вода. Она все время забирает тепло из воздуха и нагревается. Потом по трубе она попадает в нижнюю бочку. Там выкачан воздух, и поэтому вода разбрызгивается, бурно испаряется и, следовательно, охлаждается. В этом же барабане по особым желобкам протекает раствор бромистого лития, который жадно поглощает водяные пары (это его основное свойство) и тем самым способствует испарению и охлаждению все новых порций воды.