Ласкар выругал себя, закрыл глаза. И сейчас же перед ним возник образ Памелы. Почему-то вспоминалась только хорошая Памела. Он жалел ее, он очень хотел бы видеть ее здесь сейчас, сию минуту, он был готов простить ей все-все.
Тянулась бесконечная ночь, Ласкар мучился, ворочался с боку на бок, вставал, пил лекарства и с надеждой смотрел в окна, ожидая рассвета как избавления от нескончаемых мук.
К утру он полностью простил Памелу и был уже готов первым сделать шаг к примирению, поступившись и гордостью и честью. Одиночество старого человека страшнее многих тяжелых бед.
Ласкар забылся на час-другой, лишь когда совсем рассвело. Он не слышал, как пришла прислуга, не уловил и телефонного звонка, настойчиво трещавшего за стеной. Его разбудил Карел, примчавшийся после того, как не смог добиться ответа на свои звонки.
- Плохо спал? - спросил он брата.
- Только под утро. Мучительные мысли, одиночество. - Может ли Карел понять? Чем больше человеку лет, тем глубже переживания. Он еще не знает. И хорошо, что не знает.
- Не могу ли я перейти на время к вам? - спросил он Карела.
- Мы с Полиной сами хотели предложить тебе, - с готовностью откликнулся брат. - Все-таки веселей. В этом доме, как в склепе. И для дела будет лучше.
- Тогда решено.
- Вот и отлично. Как раз сегодня мы хотели опробовать первую секцию устройства. Эта секция возьмет на себя контроль за сердцем и сосудами животного. В «купели» у нас обезьяна Куле. Она сейчас под наблюдением Полины. Поедем сразу в лабораторию.
Ласкар кивнул:
- Я только заеду в институт, проверю расчеты и через час-полтора буду у тебя. Ужасно тяжелая голова.
Он взялся обеими руками за голову, потер виски.
- Пойдем пешком, подышим. Я провожу тебя немного, - предложил Карел.
Пока Ласкар одевался, биолог сел за его письменный стол, взял из портфеля книгу и начал просматривать. Он не упускал ни одной новинки по биологии, его критически настроенный ум безошибочно отделял нужное от словесной шелухи.
Приближение решающего момента в прежние годы приводило его в состояние какого-то восторженного беспокойства. Оно ощущалось во всем: в нервическом румянце на щеках, в беспорядочных движениях, в беспричинной смене горечи и веселья, в резком отношении к неловким людям, в спешке с выводами и даже в какой-то внутренней дрожи во всем теле и особенно в пальцах рук. Многие ошибки были связаны именно с этим состоянием духа, когда возможна и скоропалительность решений, и незрелость отдельных мыслей.
Перемена в характере произошла незаметно и сравнительно недавно, вероятно, когда он обрел себе таких помощников, как Полина и Ласкар. Как часто он остывал под укоризненным взглядом жены и успокаивался, едва услышав ее спокойный низкий голос, убедительность которого была выше всякой критики. Когда рядом с ним находился Ласкар, он начинал действовать и говорить с особой осторожностью. Он не раз имел возможность убедиться в правоте взглядов старшего брата, абсолютно не терпевшего вольности в обращении с фактами и выводами. Строгость опытного экспериментатора невольно передалась и Карелу, потеснив в его характере вспыльчивость и горячность суждений.
Теперь Карел обрел все качества вдумчивого ученого. Вероятно, такой триумвират, как братья Долли с Полиной, являлся самым приемлемым для столь серьезного эксперимента, какой они задумали и проводили, эксперимента, который возник на стыке очень разных наук - от медицины до математики, от космической физики до кибернетики.
В эти дни ученые готовились к новому, пожалуй, самому ответственному опыту. Карел отбросил свою горячность, стал более спокойным. Ни тени волнения и неуверенности не было заметно па его лице. Позади остались десятки и сотни опытов с животными. Большинство этих опытов прошло успешно. Он мог показать серию фотографий в альбомах, где были запечатлены все стадии жизни подопытных животных, которые уже прошли оба колебания маятника жизни - от юности к старости и - через опыт - от старости к новой вспышке жизненных сил. Лишь одно обстоятельство оставалось до сих пор неясным, одна проблема нерешенной: темп второй жизни. Он был ускоренный, и над его замедлением предстояло еще поработать.
Дальнейшие опыты над кроликами пролили свет и на это странное обстоятельство. Карел уже знал, что дозы облучения и другие методы воздействия па беспомощный, вконец разлаженный организм подопытного животного можно изменять, что от сочетания условий и зависит в конечном счете скорость хода второй жизни. Несколько обезьян, недавно подвергшихся опытам, жили второй жизнью более медленно, хотя не настолько, чтобы посчитать проблему решенной. Полина и сейчас работала над выделением катализаторов, способных регулировать скорость прохождения жизненных реакций. Сложность ее задачи состояла в том, что нельзя было найти универсальный катализатор, годный для всех организмов, столь отличных один от другого.