Так оно и вышло: Буратино, несмотря на двубортный пиджак с золочеными пуговицами, мыслил стандартно. Минуту спустя он вышел на улицу, и я тотчас затолкал его в узкий угол между стеной и дверью.
– Хочешь бесплатный напиток и вид на море? – спросил я, рассматривая узкий, опущенный книзу подбородок, незрелую, болезненно-бледную кожу лица и темные, впалые глаза.
– А что я вам сделал? Что вы на меня кидаетесь? – начал выяснять Буратино, заметно бледнея, отчего лицо стало просто зеленым.
– Галстук, кстати, ты завязывать не умеешь, – миролюбиво сказал я. – Пойдем, научу.
Мы шли к столикам открытого кафе. Я – впереди, Буратино – на полшага сзади. С моря дул сырой ветер. Горизонт был тяжелым от облачного мусора, который нагнало за день. Потрепанный баркас с ржавыми потеками на борту, раскачиваясь на волнах, прижимался к автомобильным покрышкам, отчего раздавалось приглушенное чавканье, словно слон шел по болоту.
Мы сели за крайний столик, который находился ближе всего к морю. Поверхность стола была влажной от брызг. Нам подали сок. Я молча тянул оранжад через трубочку и рассматривал лицо Буратино. Юношеский пушок под носом успел уже отрасти настолько, что пора было подумать о бритве. Парень деформировался под моим взглядом, как мороженое под лампой. И все же он несколько раз попытался кинуть на меня вызывающий и отважный взгляд, словно хотел сказать: «А я вас все равно не боюсь, и ничего вы мне не сделаете». Но чем дольше я молчал, тем все больше его голова вжималась в плечи и взгляд становился затравленным. Буратино, похоже, догадывался об этом и откровенно комплексовал.
Я попросил официантку принести вечернюю газету, расстелил ее перед собой и пробежал глазами по колонке «Горячего телефона». О Валерке было написано всего несколько строк: аквалангист нарушил правила безопасности и был смертельно ранен водным мотоциклом. Скончался мгновенно от обширной черепно-мозговой травмы.
Буратино уже нервно барабанил пальцами по столу. Мое молчание изматывало его. Он догадывался о моих претензиях к нему, но не знал, насколько я осведомлен в его неприглядных делах. Если бы он умел читать мои мысли и выяснил, что я никак в них не осведомлен, то смог бы допить сок и начал бы улыбаться на всю ширину лица.
Я допил сок и стукнул стаканом по столу. Буратино вздрогнул и вскинул глаза.
– Читай, – сказал я, кидая парню газету.
Буратино к газете не притронулся и не поправил ее, хотя она легла под углом. Читая, он наклонил голову и скосил глаза, будто пытался поставить их один над другим.
– Это о мужчине, который отвечал на твои вопросы передо мной, – пояснил я и опять махнул официантке. – Его убили, замаскировав преступление под несчастный случай. Он приехал в Ялту сегодня утром и остановился у меня, а не в гостинице, где убийца легко мог бы узнать его номер. И все же преступнику удалось его выследить.
– Вы что-нибудь хотели? – спросила официантка.
– Кофе молодому человеку, иначе он сейчас заснет.
Буратино приоткрыл рот, чтобы возразить, но я поднял вверх палец.
– Не торопись, малыш, – посоветовал я ему. – Подумай над тем, что я тебе сказал.
Некстати запищал телефон.
– Слухай и запоминай! – услышал я в трубке вымоченный застольем голос капитана Анисимова. – Твой «чайник» живет на улице Кривошты, дом четыре, квартира четыре. Чегизов Юрий Юрьевич. Семидесятого года рождения… Запомнил? Ну, будь здоров, а то меня уже за руку тянут!
«Нет, сегодня мне спать не придется», – подумал я, заталкивая телефон в футляр. Буратино следил за моей рукой. Я многозначительно посмотрел на него и произнес нечто загадочное:
– Считай, что ты уже погряз по уши.
– Я никого не знаю и никакого отношения к этому делу не имею, – быстро произнес Буратино.
Мне показалось, что он сейчас добавит: «Без адвоката я не буду отвечать на ваши вопросы».
– Кому ты отдал анкету? – спросил я. Откинувшись на спинку стула, я смотрел на дно бокала, пряча взгляд, от которого Буратино не мог расслабиться. Мой тон был спокойным и доверительным. Я хотел, чтобы Буратино понял: пока я разговариваю с ним по-доброму.
– Я опустил ее в урну.
Я ждал. Буратино тоже молчал, полагая, что ответил исчерпывающе.
– Ну? – тактично напомнил я о себе. – Что ты еще хочешь? Кофе? Сока? Искупаться в море? Или получить по морде?
– Правда! – громко сказал Буратино. – Я должен был сделать только это, и все! А куда потом мальчишка ее отнес…
– Какой мальчишка?
– Тот, который передал мне деньги и сказал…
Он замолчал, недоверчиво глядя на меня, но все никак не мог понять: я прикидываюсь, что не знаю о мальчишке, или же в самом деле не в курсе.
– Значит, мальчишка передал тебе деньги и сказал… Так что он сказал?
– Послушайте, что вам от меня надо? – произнес Буратино. Он начал смелеть. – Эти анкеты – собственность шести туристических фирм, и мы можем распоряжаться ими по своему…
От моего движения стол качнулся, пустой бокал опрокинулся, покатился по столу и упал под ноги Буратино, осыпав стеклянной крошкой туфли, но парень не мог даже шелохнуться. Ухватив его за галстук одной рукой, я стал медленно затягивать петлю.
– Я же говорил тебе: ты неправильно завязал узел, – сказал я. – Так ты рискуешь нечаянно повеситься на нем. И снова будет несчастный случай. Будет, малыш? Или все-таки нет?
– Нет, – прохрипел Буратино, из последних сил упираясь ладонями в стол. Его лицо из красного стало малиново-бурым.
Я разжал пальцы. Буратино тяжело откинулся на спинку и принялся торопливо ослаблять петлю, а потом и вовсе снял галстук и затолкал его в карман. Официантка издали наблюдала за нами. Я вскинул руку и улыбнулся ей:
– Еще кофе, пожалуйста!
Глава 8
Все до гениальности просто. Был бы работодатель, а желающих заработать – пруд пруди. Утром тринадцатого числа к Буратино подошел мальчишка, протянул пятьдесят долларов и пообещал за каждую анкету с данными участников круиза на «Пафосе» еще полсотни баксов. Начинающий социолог даже не задумался над тем, чем это может для него обернуться. Он встал напротив окна «Олимпия тревел», чтобы хорошо видеть стол менеджера Наташи, и принялся выжидать клиентов.
Клиентов оказалось только двое: Валера и я. Записав ответы Нефедова, Буратино, как ему повелел юный работодатель, аккуратно опустил анкету в урну, стоящую за углом дома. Еще через минуту мальчишка подкатил на роликах, извлек анкету из урны, как из почтового ящика, и помчался в неизвестном направлении. На мою анкету, в которой я упражнялся в остроумии, ни он, ни кто другой не позарился. Мальчик исчез с концами, включая и обещание заплатить еще полсотни баксов.
По всей вероятности, человек, который подослал мальчишку к Буратино, наблюдал за входом в «Олимпия тревел» из машины, думал я, сворачивая с Садовой на улицу Победы. Он знал, что Нефедов придет в турагентство тринадцатого, и, видимо, знал его в лицо.
Стемнело. Я включил габаритные огни. Небо опять прохудилось, посыпались крупные капли, пешеходы одновременно пришли в движение, кинулись врассыпную, прикрывая головы газетами, пакетами и переносными магнитолами и радуясь неизвестно чему.
Черт знает что! – мысленно ругался я. Богатая женщина (значит, не исключено наличие мозгов в голове!) обращается за помощью к частному детективу. И делает это так грубо и неосторожно, что ее недоброжелателям становятся известны не только сам факт обращения к сыщику, но и личность детектива, его фейс, содержание письма и даже адрес частного дома, где он остановился!
Улица Кривошты находилась далеко от моря, на крутом прибрежном склоне, покрытом вечнозеленой растительностью. Дороги в нормальном понимании этого слова там не было, и моя машина, наезжая на лужи, медленно переваливалась через колдобины. У меня устали глаза, и пришлось надеть очки. На моей скуластой физиономии хрупкие диоптрии в тонкой золоченой оправе смотрелись, должно быть, нелепо, но я к этим очкам привык и на другие не менял.