Однако впоследствии все сомнения рассеиваются. Студент понимает, что именно сейчас и именно здесь, в этой аудитории, осмеиваемый всеми, в том числе и прыщавыми представительницами прекрасного пола (среди которых находится и Она – предмет его тайных воздыханий наяву), он не спит.
В действительности он бодрствует, будучи разбужен самым беспардонным образом профессором китайской философии, надиктовывающим самым скучным тоном лекцию о трактате «Чжуан-цзы», точнее, о том месте в конце второй главы трактата, где Чжуан Чжоу увидел себя во сне бабочкой, которая порхала среди цветков в свое удовольствие и вовсе не знала, что она – Чжуан Чжоу.
Вы спросите, как Сергей догадался, что он бодрствует именно в аудитории и не снится студенту Иванову, уютно расположившемуся на скамье в парке и творящему волшебство, или бабочке, которой снится студент Иванов, сидящий на скамье, которому снится, что его разбудили?
Всё весьма просто: он припомнил из курса школьной биологии, что у бабочек-самцов нет полового члена, да если бы и был, то как бы он, Сергей Иванов, до него дотягивался своими лапками бабочки, в которую он превратился?
Хотя… Прекрасная волшебница могла предусмотреть, чтобы вопреки законам природы бабочка могла заниматься рукоблудием.
Но где, опять же, гарантия того, что прекрасная и на всё согласная кудесница Верочка не наложила заклятие на Иванова таким образом, что он, представив себя бабочкой, сиганул с восьмого этажа вниз головой, размозжив её о землю, и лежит распростёртый на газоне, истекая кровью, хлынувшей из треснувшей черепной коробки?
II
Часть аналитическая
Вообразим, что в данной истории реален студент Иванов, находящийся в аудитории и застигнутый за неподобающим, с точки зрения социума, представленного в данном случае профессором китайской философии и студенческим коллективом, слушающим скучную лекцию этого профессора.
В центре истории находится студент, который, как явствует из содержания истории, испытывает определённую неудовлетворённость от своей половой жизни, вернее, от её отсутствия.
Представляется, что неудовлетворённость эта обусловлена рядом причин:
1.) застенчивостью, свойственной молодым представителям мужского пола, ещё не имевшим сексуальные контакты с представительницами противоположного пола или имевшим немногочисленные и, скорее, случайные, нежели постоянные, контакты с этими самыми представительницами;
2.) отсутствием финансов:
а) достаточных для того, чтобы с лихвой компенсировать разного рода комплексы, застенчивость и прочую чепуху, присущую молодости;
б) способных закрыть глаза привередливым особям женского пола на такого рода маленькие милые недостатки молодого мужчинки;
в) способных сделать данных особей более податливыми в деле сексуальных отношений.
Вышеупомянутая неудовлетворённость подталкивает несчастного юношу к удовлетворению своих естественных потребностей посредством ипсации (акт которой так красочно описывается в истории) даже во сне и, получается, неосознанно, в общественном месте – лекционной аудитории.
Как мы понимаем, мечты о прекрасной незнакомке, согласной на соитие невзирая на наличие со стороны молодого человека двух приведённых выше препятствий в осуществлении такового, не оставляют студента Иванова даже и во сне, в который он погрузился, утомившись от потока знаний, обрушившихся на его голову.
Но и во сне его преследуют несчастия! История не уточняет, в какой конкретно момент заявился муж Веры, – в момент распития чая на кухне или же после похода студента в душ – указывается лишь на то, что секс с Верой Павловной у студента не состоялся.
Получается, что и здесь Иванов фактически вынужден довольствоваться «подручным» материалом. И хотя это умело маскируется под волшебство превращения, однако, по сути, остаётся всё тем же галимым анафлазмом.
Прекрасный сон, маскирующий незамысловатую и одновременно жестокую реальность, прерван бессердечным профессором, который, вместо того, чтобы привнести разнообразие и красочность в проводимые им лекции по китайской философии (например, запустить пару фейерверков или прийти на лекцию в китайской карнавальной одежде), во избежание засыпания студентов во время занятий, бестактно будит приближающегося к пику наслаждения студента, вырвавшегося из пут серых и унылых будней, беспросветных для него с точки зрения возможности удовлетворения в ближайшем (а может, и отдалённом) будущем инстинкта, некоторыми ошибочно называемого основным.
Осмеянный не склонными проявлять какое-либо сочувствие в вопросах удовлетворения природной потребности конкретного индивидуума представителями социума, студент, вполне вероятно, вынужден будет провести если не всю оставшуюся жизнь, то, по меньшей мере, до окончания института (если таковой ему вообще дадут окончить, а не выгонят с позором) с постыдным клеймом лица, не склонного ограничивать себя в проявлении своих сексуальных желаний, в том числе и в присутствии других людей.