Выбрать главу

1964

НА РОДИНЕ

Мы и люди, и боги, Стерегущие эти края. Не дымком самокруток, А дымом эпохи Закурила деревня моя. Было грустно когда-то. Не приходится нынче грустить, Седовласый профессор, Расщепляющий атом, Приезжает к родне погостить. И, тряхнув стариною, Допьяна напоив полсела, Сядет весело в сани И снежной летит целиною Молодецки: — Была не была!.. А потом за ответным Угощением Вечер пройдет. Щуря очи хитро От неяркого света, Старина разговор заведет. Как, мол, дети? Как внуки? Ровесников спросит. И вдруг: — Жаль, что вас, мужики, Не хватает в науке! — Скажет доктор наук. А народ посмеется. Наполнит стаканы народ. И заметит профессор, Что весело пьется, И украдкой о чем-то вздохнет. И умолкнет. Ни слова. Лишь будет очки протирать. После молвит: — Придется ли свидеться, Выпьем ли снова? — Будто время, пора умирать. Загрустит Не о смерти. Скорее — наоборот. — Да, не сладко в науке бывает, Поверьте. Но и ваша работа — не мед. — И, пожав на прощанье каждому руку, Скажет голосом, полным тоски: — Сыновей, мужики, присылайте... В науку. Мы без них пропадем, мужики!

1964

ЗВЕЗДА ПОЛЕЙ

Пусть от Москвы До отчего порога Немало звезд, немало лунных верст! Горит звезда, Каких на свете много, Но мне она милее всяких звезд. Она одна — звезда над лунной рожью В туманами просвеченной дали, Звезда полей! Она неосторожно Бредет себе по краешку земли. Бредет себе, Касается колосьев, Дрожит В кустах прибрежных ивняка, — Над ней проходят молодые лоси, Над ней скрипят тележные колеса, — Моя звезда, она невысока! И все-таки она — моя! До боли, Моя, родная — до скончанья дней — Звезда полей над материнским полем, Над тихою Смоленщиной моей... И в час, Когда мне горько и обидно, Когда иные звезды надо мной, Когда моей звезды В Москве не видно, — Я все же доверяюсь ей одной. И пусть она далекая такая, Пусть не у всех сияет на виду, Я к ней иду, в потемках спотыкаясь, И ей одной Несу свою беду.

1964

ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

Проходят годы, как проходит лето... Пылит заря рябиновой пыльцой. И падают в холодные рассветы Листы берез, омытые росой. И на душе печально и тоскливо. Наверно, оттого, Что над рекой Одна, как прежде, остается ива С невысказанной вечною тоской. По ком она печалится, тоскует? Что снится ей, когда темным-темно?.. Река молчит. Кукушка не кукует. И журавли отчалили давно. Тоскует ива И к земле клонится, Все ищет что-то, глядя в тишину. И не с кем ей печалью поделиться, И не с кем ждать далекую весну. И так всегда. Проходит год за годом. Столетия вот так же протекли. И неизменно Русская природа Хранит печаль тоскующей земли. Печаль По всем скорбящим И ушедшим В безвестную рябиновую даль... Как не понять, о чем береза шепчет, — Ей тоже не с кем разделить печаль. Как не понять, о чем леса тоскуют, О чем молчит холодная река?! Но не найти мне родину другую, Где бы печаль Была вот так легка. Легка, Как лист, сорвавшийся с березы, Чиста, Как синь росинок на листах. И не беда, Что я роняю слезы, Невидимые в дальних городах.

1964

* * *

Птицы жмутся к жилью человека. Знать, во всем Доверяют они Человеку двадцатого века, Человеку, Что птице сродни. Пой, малиновка, песню рассвета!.. Я по-своему тоже пою В середине цветастого лета Немудреную песню свою. Я несу сокровенное слово Благодарной природе на суд, Позабыв, Что опять птицеловы Под полой свои сети несут.