Царь Несмеян сделал знак, и сопровождавшие его немедленно покинули банное помещение, оставив Величеств одних. При дворе Несмеяна все знали. Что исключительно приватные разговоры, Его Величество предпочитал проводить именно после хорошей парилки.
- Весьма благодарен Вам, Ваше Величество, - обратился царь к королю, - что Вы великодушно приняли мое предложение и согласились принять баню. Как вам сий способ прогонять усталость?
- Весьма, весьма, - полусонно пробурчал король, не понимая, с чего, собственно, Несмеян начал разговор, - очень расслабляет и располагает к отдыху.
- Надеюсь. Вы не против приватной беседы? - осведомился Несмеян.
- Сейчас - вовсе не против, - ожидая подвоха сказал король.
- Прежде чем начать, предлагаю, - неспешно продолжил царь, - может на "ты"?
"Ну и поворот," - мелькнуло в голове у короля, - "Интересно, к чему всё это?". Он кивнул, и сквозь сон, выжидательно уставился на своего коллегу.
- Ведомо мне, что есть у нас с тобой проблема, можно сказать, общая. Смеха мы не любим.
- Ага, - сказал король, мгновенно собираясь, предчувствуя конфликт.
- Не поделишься, откуда у тебя такая к нему ненависть? - Без лишних слов задал вопрос царь.
- Да очень просто, - начал рассказывать король. Вспомнил свое детство и поморщился, - Когда я еще был маленьким, самым младшим среди своих братьев и сестер, старшие часто смеялись надо мной, случись мне облиться слезами. Неважно, по какому поводу. Случись им застать меня в слезах, их издевкам и насмешкам не было предела. Однажды это так меня достало, что я поклялся себе самой страшной клятвой, что никто никогда не увидит меня в слезах. А из-за братьевых да сестриных насмешек, я и веселье возненавидел.
- Весомо, - задумчиво промолвил Несмеян.
- Ну а ты с чего смех ненавидишь? - спросил, тем временем, Неплак, рассчитывая на ответную откровенность.
- Да все примерно так же. Только вместо того, чтобы надо мной смеяться, моя родня изо-всех сил пыталась меня смешить. Дошло до того, что, когда не стало моей матушки, которую я любил больше жизни, моя родня закатила чуть ли не пир горой. Со скоморохами, шутами да комедиантами. Едино чтоб меня развеселить. Ох и разозлился я тогда, помню. Старшему брату, который был зачинщиком всего, челюсть сломал, чтобы усмешку его лживую не видеть. У нас горе было у всех, зачем смешить насильно и себя и других? А потом взял кнут в руки (даром что десять мне минуло), да и выгнал всех "веселильщиков" из дворца. С тех пор смеха тоже не переношу.
- Ничего себе история. А плакать то зачем привычку завел?
- А выхода не было. - Несмеян задумался. Но решительно тряхнул головой, собравшись довериться своему коллеге. - Мне тогда, помню, стало очень плохо. Я даже разболелся от напряжения. Тогда-то ко мне и пришел мой старый советник и воспитатель. Отец тогда в разъездах был, так что я все время под присмотром Многодума Дальновида (так его зовут), находился. Он и пояснил мне, что на людях царевичи не должны плакать, ибо в них люди свою опору видят. Но когда один, слезам можно дать волю. Помню, тогда он сказал такие слова: "Не стесняйтесь, молодой царевич. Дайте слезам вымыть из души всю горечь и страх. Пусть утекают. Представьте, что меня тут нет и проревитесь, как следует. Будет лучше, чем если вы всю боль в себя загоните." Нарыдался тогда, помню, от души. Но пока не повзрослел, так и не понял всей полноты этих слов. А чтобы старшие братья за плаксу дразнить не начали, обратился к отцу, когда тот приехал. Попросил научить боксу, благо он и сам был боксером хоть куда, и учителей знавал таких, что даже полуслепого калеку бы научили троих побивать. Отец сначала против был. Пока старшой ему не рассказал, как челюсть после удара моего лечил. После этого смешить меня, правда, перестали. Но было уже поздно. Шутки не понимаю, веселье в бешенство приводит. Да настолько, что пришлось смех запретить под страхом наказания.
- Вот это да... - Промолвил Неплак, да и задумался. Он - то напротив побежал боксом заниматься, чтобы от насмешек себя защитить. И научился ведь. Но слезы тоже ненавидел, поэтому все, что с ним не случалось, держал в себе. И народу запретил и веселье, и смех. Получается, что они с Несмеяном очень похожи. И в то же время - совсем разные. Король поделился окончанием своей истории с царем.
- Во многом мы похожи, - протянул Несмеян. - Оба запретили народу отдушины, дабы душу осветлять. Это не дело, когда народ страдает. Ведь ты поэтому и хотел войну затеять? Чтобы народ злобу свою выплеснул?
- Да... - Сдавленно, и, одновременно, почти сквозь зубы, проговорил король. Деваться было некуда. Карты, что называется, вскрыты.
- Проблема, мой друг, проблема, - неожиданно протянул царь, вместо ожидаемого начала конфликта. - Боюсь, одним нам её будет не под силу решить.
- Тогда давай твоего советника и спросим, - сказал начавший было заводиться, но вовремя остывший король, - а ну как придумает чего?
- Давай тогда за мной, в гостиный зал. Там как раз места на троих, и никто не подумает слушать, о чем мы речь ведем. И Многодума, прошу, не стесняйся. Он уж точно не станет никого высмеивать, да и вообще уже давно бесстрастность обрел такую, что многим философам не снилась.
Гордость вскипела в душе короля, который. Чуть было не поринулся громогласно заявить, что, де, кто такой этот старик, чтобы перед ним стеснение в душе иметь, но вовремя придержал язык. Несмеян ведь не насмешничал. Не в его это натуре. А значит задумал что-то. Думая, про себя, что ему, де, совсем не нужна помощь, Неплак облачился в свои одежды. Несмеян одел свои, и оба правителя двинулись в гостиный покой.
Старый советник уже ждал их перед входом. Он открыл дверь и с поклоном пригласил Несмеяна и его гостя пройти. Правители заняли места, и король с интересом и некоторым пренебрежением (поначалу) оглядел старика. Многодум был невысок ростом, носил длинные фиолетовые одежды. Двигался он с почтенной медлительностью, как и полагается старику. Но шаг его был тверд, узловатая рука уверенно держала увесистый посох. Гладко выбритое лицо обрамляли длинные седые волосы. А взгляд был остер, и, если бы не светившаяся в глазах доброта, казался бы сий пожилой человек не менее грозным, чем его правитель.
- Ваши Величества, - смиренно сказал он, - дозвольте слово молвить.
- Дозволяю, друг мой, - произнес царь Несмеян. А король Неплак просто кивнул, недоумевая, почему Несмеян так почтительно обращается к простому советнику.
Старый советник, тем временем, как-то слегка подобрался и, неспешно, но толково, заговорил. Даже горделивый король заслушался.
- Много жил я на своем веку, - говорил он, - и беды, вашей подобные, видел. Оными деды ваши страдали. В те дни, очень дружны были мы меж собой. И молоды все трое. Поелику, деды ваши не хотели боле мучать себя и народ, то вдвоем решили искать управу на свою напасть. И меня с собой взять соизволили. О странствиях наших не буду вам сказывать, ибо долго. Главное же скажу вам, что через некоторое время сыскали мы мудреца, коий души человеческие лечить навострился. Нас он принял, и проблем решение для дедов ваших нашел. Хоть и пришлось им время отдать, излечения ради, но скажу Вам, что после сего, они и смеяться, и плакать без проблем умели. Ежели Ваши Величества словам моим внемлить изволят, то дорогу к мудрецу сему подсказал бы вам, дабы и вы души свои исцелить сподобились.
Вот тут-то оба правителя крепко почесали затылки. Получается, что их нелюбовь к слезам и смеху не их одних постигала?! И с этим можно справиться?! Вот это новости. Получается, что они могут сами излечиться, и своему народу помочь. Если Неплак смотрел на мудреца с изумлением и недоверием, то в душе Несмеяна как-то сама собой затеплилась надежда.