Самый драматичный эпизод в пьесе – в самом конце, когда Сирано приходит к Роксане в монастырь, смертельно раненый. Его подкараулили враги и проткнули шпагой. Но он все равно дошел, потому что обещал. А она ничего не замечает и просит его прочитать последнее письмо Кристиана о любви. И он берет у нее листок и читает. Сумерки сгущаются, в комнате темным-темно, а он все читает. Ему не нужен свет – он помнит каждое слово наизусть, потому что сам писал. А у Роксаны вдруг случается озарение. Она неожиданно понимает, что это Сирано ей писал эти письма, а не Кристиан, смерть которого она оплакивала.
И там был момент, когда я произношу слова (по-французски, конечно):
А Роксана должна подойти поближе, положить руку на плечо Сирано и сказать:
– Сирано!
Как вы читаете? Теперь совсем темно!
И когда Ксюха подошла и коснулась меня рукой, я вздрогнул. Она мне положила руку не на плечо, а чуть повыше локтя. У меня по коже мурашки побежали. Словно рябь по воде, так приятно и немного щекотно. Я в футболке был, жарко ведь. А тут ее рука. Такая прохладная. Как ветерок. Она коснулась и тут же отдернула руку, как будто обожглась.
Я потом домой шел и всю дорогу улыбался.
Даже бабушка что-то заметила.
– Что, Илья, «Марсельезу» сегодня пели? Ты бодрый такой!
И даже меня с папой не перепутала.
Да какая «Марсельеза», бабушка. Тут такое внутри поет. Не знаю я, как назвать. Как будто огонь в груди зажегся.
Глава 8
Согласно традиции
Наша школа всегда была специализированной французской гимназией. Ну как, всегда. После Великой Отечественной войны. До нее это был чей-то особняк. В коридорах и кабинетах у нас висят портреты выдающихся французов – древних, типа Вольтера, Руссо или Монтескье, с их цитатами.
Слова Мольера Le chemin est long du projet à la chose (Долог путь от идеи до вещи), мы с первого класса наизусть знаем. Мы стихов много учим. Изучаем биографии разных деятелей. Современных тоже. Из них мне особенно нравится Жак Ив Кусто. Его портрет на фоне моря на втором этаже висит, где учительская и кабинеты младшей школы. У него мне нравится цитата: «Лучший способ наблюдать за поведением рыбы – это стать рыбой». Думаю, он говорил это о себе – что ему пришлось погрузиться в океан, чтобы изучать рыб. Так что тут буквальный смысл. Но, мне кажется, есть и подтекст. Я понимаю это так: чтобы узнать что-то, нужно самому стать на один уровень с этим. Иначе не поймешь.
Наверное, так и у людей. Но пока я не придумал, как мне стать на один уровень с Ксюхой, например. Девчонок вообще трудно понять, кажется, что они инопланетные. А Ксюха совсем в другом мире живет.
Все время у нас какие-то обмены с Францией. Раньше больше было. Летом на каникулах мы у себя принимали детей из других городов и сами к ним ездили. Я уже два раза офранцузился – в Париже и Монпелье.
В этой школе еще моя бабушка училась, а потом она поступила на филфак, на итальянское отделение, и занялась своими поэтами Средневековья, Петраркой и Данте. Кандидатскую написала, потом докторскую. Теперь она известный ученый. И папа здесь учился, и мама. Они в школе и познакомились. Влюбились, а потом в девятнадцать лет поженились. После университета мама стала работать переводчиком и организовывать путешествия во Францию и в другие страны мира.
И, когда пришло время, меня тоже хотели отдать в эту школу, по традиции. Она у нас рядом с домом. Но тут воспротивился папа.
– У ребенка явная склонность к математике, ему в физмат надо, а не парле-вуфрансе, – сказал он за семейным ужином. Мне только исполнилось шесть лет, и хотя мне было все равно, в какую школу идти, я прислушивался к разговору с интересом. Все-таки он касался моей судьбы. Тем более мой друг детства Никита, с которым мы ходили в один детский сад, собрался в эту школу.
– Это семейная традиция, – напирала бабушка.
Дедушка молчал. Соблюдал нейтралитет.
– Миша, пусть пока он поучится здесь, а в старших классах, если захочет, то переведем его, – уговаривала мама.
Папа хмурился.
– Была бы девочка, вопросов бы не было, – бормотал он.
Но девочки у них не было. У них был я.
В итоге, женская часть нашего семейства мужскую все-таки победила.
Но я верю в то, что мысль материальна. В моей жизни это подтверждается опытом. Папина мысль, видимо, была очень сильна. В тот год, когда я перешел в четвертый класс, в школу пришел новый математик. И не просто обычный учитель, а очень известный ученый. У него была какая-то сложная болезнь ноги, и он с недавнего времени не мог ездить на лекции в разные университеты и за рубеж, а жил он как раз в соседнем со школой дворе. И он пришел к нам преподавать. Ходил он все время с палочкой и часто присаживался отдохнуть.