Выбрать главу

– Что делаешь? – спросил я как можно небрежнее, как будто позвонить ей это обычное дело. Как будто сердце не разлетается на тысячи осколков, как будто я это не я, а кто-то огромный и уверенный в себе.

– На конюшню собираюсь.

И мы поехали вместе.

Глава 12

Спектакль и мы

Когда я положил трубку, под ложечкой вдруг засосало. Надо быстро что-то схватить, а то теперь до вечера поесть не успею. Весь день от нервов я не мог есть, кусок в горло не лез, как будто даже мутило, хотя обычно после школы я первым делом бегу к холодильнику. Я помчался на кухню. Что тут у нас? Схватил хлеб, отрезал два огромных куска сыра, сделал два бутерброда, один сунул в рот. Побежал к бабушке. Постучал:

– Ба, я пошел, – с набитым ртом пробурчал я ей. Получилось что-то типа «бачпош».

Бабушка подняла от клавиатуры компа недоуменное лицо.

– Уходишь, Мишенька? – рассеянно спросила.

– Да, до вечера!

Я поставил перед ней тарелку с бутербродом. Она автоматически протянула руку и взяла его. Поднесла ко рту, не отрываясь от экрана ноута. Эх, надо было и чай ей сделать, а то всухомятку вредно есть.

Я накинул куртку и вылетел из дома. На остановке никого не было. Я достал из кармана телефон – на десять минут раньше прибежал. Надо было не торопиться, а поесть нормально. Хотя бы макароны сварить. Нет, на макароны бы времени не хватило. Ну, чаю попить. А вдруг она не придет? Да нет, договорились же. А вдруг… Что ей сказать, чтобы не показаться глупым?

– Привет, – сзади раздался ее голос. Я резко обернулся. Она стояла в своей обычной синей куртке. А волосы снова убраны, как у балерины. Она редко их распускает. Я один раз только видел, на репетиции «Сирано». Мадам Вейле тогда сказала:

– Ксения, можешь волосы распустить? Сейчас вечер, Роксана сидит в полумраке, она уже разобрала прическу, пусть волосы свободно лежат.

Ксюха нехотя потянула за резинку, которой волосы небрежно связывались на затылке, и они упали ей на плечи. Оказывается, они очень длинные! Ниже лопаток. Чуть-чуть не доходят до пояса. Темные, волнистые. Шоколадного цвета. Она молча посмотрела на мадам Вейле, которая вдруг сложила руки перед грудью, будто перед картиной Леонардо. Мы ездили в 4-м классе в Париж, в Лувр ходили, и там мадам Вейле перед всеми мадоннами да Винчи так стояла.

А на премьере Ксюха была в голубом длинном платье, расшитом бисером, и когда она сидела в центре сцены, в полумраке, и видны были только очертания фигуры и бледное лицо, я решил, что она точно будет актрисой! Она как будто по-настоящему все переживала: и боль утраты, и желание снова услышать слова любви из письма, и радость от встречи с другом. Я бы не мог себе представить другой Роксаны. Если бы я был Станиславским, точно сказал бы: «Верю!»

Особенно, когда она произнесла: «Как вы читаете? Теперь совсем темно!». По-французски это звучит очень красиво:

«Comment pouvez-vous lire à present?

Il fait nuit!»

Она произнесла так, что я подумал, какой же все-таки красивый французский язык. У меня слова получались немного грубые, резкие, мне английский лучше дается, он четкий, и там все понятно, логично. А французский – он как музыка, а к ней у меня нет таланта.

Ксюха еще так эффектно выдержала паузу после слов: «Как вы читаете?»

И весь зал тогда замер. Потому что догадался – сейчас и она все поймет. И потом ее слова – медленно, осторожно, как будто она не до конца может поверить в то, что поняла, сомневается, боится.

«Уже темно…»

И огромный выдох зала, как будто все до этого сидели, задержав дыхание. Я точно задержал. И даже на несколько мгновений выпал куда-то. Наверное, туда же, куда моя бабушка выпадает. Я просто стоял молча и смотрел на Ксюху. А она на меня. Она спасла меня тогда. Потому что я стоял как дурак, и даже забыл, что теперь моя очередь говорить. Я видел только ее глаза, а все остальное исчезло. Я не знал, что так бывает. Мне как будто все мысли выключили. А Ксюха подошла еще на один шажок ближе, слегка обняла меня, заглядывая в письмо через плечо и повторила: «Как вы читаете? Теперь совсем темно!»

Голос ее дрожал по-настоящему. Не понимаю, как она может одновременно быть такой спокойной и такой дрожащей. Или мне только кажется, что она спокойна?

Французский режиссер потом на пресс-конференции после спектакля очень хвалил мадам Вейле за этот эпизод.

– Отличная находка! – восклицал он. – Эффектная пауза! Браво! Сыграно изумительно!

Мы тут с Ксюхой переглянулись, и она улыбнулась. Мы-то знали, что это случайно получилось, и если бы не она, я, может, так и не вышел бы из ступора.