- Михельсон! - неожиданно громко и резко заорал прапорщик, - Михельсон!
Из спального помещения вышел солдат с книжкой в руке. Его внешний облик вместе с фамилией не оставляли сомнения в его принадлежности к определённой национальности.
- Ты почему не на тумбочке? - решил показать свой вес в армейской среде прапорщик Бачу, грозно вопрошая солдата. Тот, почему-то, совсем не испугался, проворчал что-то несвязное в ответ, и стал возле "трибуны", названной прапорщиком "тумбочкой".
- Всё читаешь... Когда ты уже начитаешься... - укоризненно покачал головой Бачу.
Студенты зашли в спальное помещение, выбрали себе кровати - все были свободны, и рассовали свои вещи в тумбочки возле кроватей. Бачу принёс им рулон белой материи, по-видимому, ещё недавно бывший простынею, раздал несколько катушек с белыми нитками и десяток иголок и приказал всем подшиваться. На примере куртки Петрова он показал, как подшивается воротничок, мастерски пришив белую материю свёрнутую вдвое всего за пару минут, не дав студентам возможности понять, как производится процесс.
Закончив показ, прапорщик посмотрел на часы, высчитал что-то в уме и сказал, что оставляет новобранцев до утра одних приводить себя в соответствующий уставу порядок (о котором, ясное дело, никто никакого представления не имел). В коридоре прапорщик подошёл к Михельсону.
- Борис, остаёшься старшим. Пусть подшиваются. Никого с этажа не выпускать, никого, особенно из старослужащих, не впускать. Выбери себе двух дневальных и пусть убираются. Буду завтра утром. Понял? - Борис промычал что-то в знак того, что понял приказ, и прапорщик резво вышел, полный личных планов. Сразу же после его ухода Михельсон закрыл двустворчатые двери, всунул в ручки дверей толстую швабру, но, немного поразмыслив, добавил туда же рукоять щётки для подметания. Он с силой подёргал двери, чтобы убедиться, что импровизированный засов действительно надёжен. Неторопливо зашёл в спальное помещение, лёг на кровать и продолжил чтение книги, прерванное вторжением новобранцев.
- Слушай, а ты действительно еврей, - беспардонно спросил Киселёв.
- А что, по мне не видно, да? - не отвлекаясь от книжки, ответил Боря Михельсон.
- Странно... - удивлённо поднял брови Киселёв, выразив общую мысль новоприбывшего коллектива. Ни для кого не было секретом, что еврейские дети, обычно, слишком слабы здоровьем, а их родители слишком умны, чтобы отпускать своих чад в армию.
- Странно... - повторил Петров вслед за Киселёвым.
- Что тут странного, - Михельсону пришлось оторваться от углублённого чтения, - тут даже цыган один служит...
- Ну и как здесь служится? - поинтересовался один из студентов.
- Так себе... Филиал тюрьмы. - Коротко охарактеризовал армейский быт Михельсон и опять вернулся к чтению книги.
Вечером он выбрал себе в помощники Петрова и Звягинцева, наверное, как самых высоких, кратко описал им стратегию и тактику мытья полов в казарме, и попросил слегка убраться в умывальной комнате, окатить водой из шланга допотопный туалет на десять посадочных мест и подмести коридор.
В 6 часов утра, как разрывной снаряд в мирно спящий город, в спальное помещение влетел прапорщик Бачу.
- Рота подъём!!!!! – отработанным громким голосом закричал прапорщик. Но неожиданный клич поднял только двух комаров, мирно отдыхавших на полотенцах. Многие из студентов проснулись, однако никаких выводов для себя из этого крика не извлекли, продолжая лежать в нагретых постелях.
- Не понял, - недоумённо произнёс прапорщик с офанаревшим видом. – Я сказал: рота подъём!!!
- Чего орёшь, дай поспать! - услышал он в ответ сонный вопль из конца комнаты. - Совести у тебя нет! - Бачу скорчил физиономию неподдающуюся никакому описанию, одним взглядом, как танковым прицелом, определил источник ответного огня, подбежал к кровати, где лежал нахальный курсант, схватился за перила кровати у ног бойца и отработанным движением, в котором была видна большая практика, перевернул кровать вместе с будущим солдатом вверх тормашками. Студент выпал из кровати, непроизвольно выругавшись, пробурчав себе под нос все виды изощрённых пыток каким он хотел бы подвергнуть зверского прапорщика.