Когда Бачу увидел возвращавшегося с задания прихрамывавшего на обе ного Лёшу с распухшими щекой и ухом, то быстро понял, что использование Лёши по гарнизону чревато огромными неприятностями не только для рохли, но и для самого прапорщика. Поэтому он отправил никчёмного студента на время всех военных сборов в медсанчасть, в помощники санбрату рядовому Павлейчуку.
Рядовой Паша Павлейчук имел все повадки садиста-прохвоста. С ранних лет он был увлечённым анатомистом и любителем препарировать. С того времени, как он однажды в детстве отпустил плавать в пруд лягушку с оторванными лапами, его стало неотвратимо тянуть к медицине. Если к нему в санчасть обращался один из сослуживцев с какой-нибудь незначительной болячкой, он обязательно старался расковырять рану как можно глубже, и залить в неё как можно большее количество обеззараживающей жидкости, чтоб солдат мучился и вопил нечеловеческим голосом как можно дольше. Самым любимым его лекарством была зелёнка:
- Так, значит, голова у тебя болит? Тогда намажем тебе виски зелёнкой, – говорил Паша вслед убегавшему сослуживцу, пришедшему с головной болью. Паша твёрдо верил, что анестезия молотком по голове - самое первое и самое эффективное средство обезболивания. Особенно боялись приходить к нему старослужащие, которые застали Пашу, когда он ещё юным новобранцем некоторое время жил в казарме, и от которых ему, как и всем молодым солдатам крепко досталось. Только тяжёлое состояние могло заставить старослужащего отправиться в санчасть на экзекуцию к Паше Павлейчуку и быть там подвергнутым загадочным медицинским опытам, после которых неожиданное обильное несварение желудка было самым безобидным побочным действием заботливого лечения Павлика; а клизмы Паша ставил так быстро, ловко и часто, что мог бы участвовать в международных соревнованиях по этому виду спорта.
Паша на досуге читал исключительно детские журналы, потому что, как он говорил, «только в них пишут правду», черпая из них не только истинную правду жизни, но и многие ценные рецепты лечения болезней. Павлейчука, как и любого человека, не знающего чем заполнить огромное количество свободного времени, неотвратимо тянуло ко всем известным утехам жизни, которыми он, по возможности, спешил воспользоваться как можно быстрей, - Паша как никто другой знал о мимолётности нашего существования, что в любой момент мы можем умереть и быстро разложиться, не успев понять истинной цели своего пребывания на земле, - поэтому у него одновременно были заведены три любовных интрижки: с медсестрой санчасти, дочерью начальника штаба и девушкой торгующей горячими беляшами за забором части, безотказной, как «Калашников», и поэтому получившей от Паши титул главной фаворитки. После краткого знакомства с прибывшем в его распоряжение несуразным студентом, задумчиво осмотрев его грушевидную фигуру, заставив показать язык и спросив, есть ли у него лобковые вши, Павел написал пространную записку к девушке, торгующей беляшами, дал Лёше заранее приготовленную увольнительную, в которую вписал его фамилию, и отправил нового раба за пределы части за беляшами и пирожками, чтобы подкормить и бедного Лёшу, в глазах котрого он увидел огонь дикого голода, и самого себя.
- Только без фокусов, салага, получил хавчик и отвалил назад в часть. А то я тут недавно послал одного чмошника: ушёл, козёл, с увольнительной, а вернулся с триппером.
К Лёше Паша сразу, почему-то, проникся искренней симпатией, как к будущему безропотному исполнителю всех своих желаний и свежему подопытному для испытаний нового анального зонда. Правда, увидев, как Лёша по-каннибальски поедал принесенные с задания пирожки, он сравнил его с удавом, который вот-вот лопнет, и испугался за сохранность своего тела по ночам. Но ночью Лёша тут же подмочил свою репутацию, однозначно дав понять Павлейчуку, с кем именно он имеет дело, «напрудив» в кровать; что произошло, скорей всего, от непривычного сознания своей защищённости, и от того, что Лёша первый раз за два дня досыта поел. Павлейчук понял - этот стальной парниша готов служить в спецназе любых сверхсекретных войск, в любом чине ниже рядового.
- Береги себя, - были его первые приветственные слова следующим утром, - ты нужен нам, - таинственно подмигул Леше Паша, - для опытов...