— Скажите мне, панна, — наивно спросил он ее, — кто же из вас настоящая Поля: та ли, которую я вижу теперь, или та, которую видал прежде?
— И та, и другая, — отвечала Поля с улыбкой, — вы еще не знаете: женщины… они легко меняют свое настроение.
— Может быть… может быть… но измениться в такое короткое время…
— Теперь позвольте и вам сделать вопрос, — прибавила Поля, — когда вы видите слезу и улыбку, то которой из них больше верите?
— Слезе, — отвечал поэт.
Молодые люди замолчали. Юлиан с каждым днем явственнее замечал ветреность Поли, которая, конечно, растравляла его мучения.
Вскоре они уже перестали говорить друг с другом. Поля прогуливалась с Юстином в саду, слушая его рассуждения о великой поэме, раздражая поэта и в то же время подавая лекарство против немощи, которую сама привила ему. В самом деле, необыкновенная драма разыгрывалась между этими существами. В поэте пробуждалось сердце, питавшееся до сих пор только мечтами о прошедшем. В Поле попеременно проявлялись самые противоположные чувства: сострадание к поэту и желание испытать свои силы, отчаяние о потере Юлиана и решимость отказаться от него. У девушки была сильная воля, но силы ее ежеминутно истощались. Впрочем, она постоянно и постепенно шла к своей цели. Юлиан сначала принимал все это за шалость, потом за испытание его постоянства, но на третий день, доведенный до отчаяния, поздно ночью вбежал в комнату Поли с твердою решимостью броситься ей в ноги, просить прощения, согласиться на все условия, какие она предложит ему, лишь бы воротить блаженство вечеров в беседке. При его появлении Поля стояла на коленях у кровати, заливаясь слезами. Она была очень слаба, лицо выражало утомление, растрепанные волосы ее падали на плечи. Она судорожно сжимала свои маленькие руки, уста ее, казалось, подавляли стоны, вырывавшиеся из растерзанного сердца.
Юлиан остановился в дверях… Поля должна была найти в себе нечеловеческие силы, чтобы, взглянув на него, не броситься ему на шею: так он был бледен, так изменился, дрожал и страдал невыразимо жестоко. Девушка встала, набросила на шею платок и молча дала знак, чтобы он вышел.
— Президент? — спросил Карлинский с выражением беспокойства…
Не говоря друг другу ни слова, они вышли в сад. Юлиан хотел вести ее в знакомую беседку, но сирота боялась этого места, столь сладкого воспоминаниями…
— Нет, останемся здесь, — сказала она решительным тоном, — мы должны сказать друг другу только несколько слов.
— Поля! Заклинаю тебя Богом, всем на свете, объясни мне, что все это значит? Что случилось с тобою? В самом ли деле ты любишь Юстина и отталкиваешь меня, или это не более, как одно жестокое испытание?..
— Я сама не знаю, кого люблю и что делаю! — проговорила девушка слабым голосом. — Наше счастье было похоже на каплю росы, она упала и навсегда впилась в землю… не станем искать его… оно не воротится.
— Но я люблю тебя, люблю до гроба! Я всем готов пожертвовать для тебя! — с жаром воскликнул Юлиан, подходя к ней.
Девушка вздрогнула и остановила его рукою.
— Я говорила тебе, что наш брак невозможен, потому что мы далеко стоим друг от друга… Любовь связала нас… судьба разделит… не сегодня, так завтра… расстанемся, пока можем сделать это без упреков и презрения друг к другу…
Всегда спокойный и кроткий Юлиан теперь первый раз вышел из себя и воскликнул с горечью:
— Да скажи же мне наконец, что ты такое? Неужели ты развратная женщина, которая едва насладилась страстью одного любовника и уже ищешь другого?.. Ты привлекаешь, привязываешь к себе и, подобно злодею, ограбив, бросаешь жертву посреди дороги, на милость и сострадание прохожих… Я был покоен! Я любил тебя, но победил бы любовь, убежал бы от нее, преодолел бы себя, если бы ты не очаровала меня своими объятиями. По какому праву, отравив мне жизнь, ты сама не хочешь пить из чаши, налитой твоею рукою?.. Ты не имеешь на это право! Ты моя!
— Я свободна! — возразила Поля. — Вспомни, Юлиан, я никогда не обещала пожертвовать тебе моей гордостью… ни разу не говорила: хочу быть твоею пред алтарем и людьми. А когда ты сам обещал жениться на мне, я смеялась над тобою… потому что этого не может быть…
— Это должно быть!..
— Нет!
— Стало быть, ты уже не любишь меня? — вскричал Юлиан.