— Я в курсе, как зовут твоего спасителя. Пройдете?
— Да. Мне необходимо с вами поговорить. — Беркутов решительно отодвинул Галину и протиснулся в коридор.
— Со мной?
— С вами обеими.
— Егор Иванович, вот тапочки. — Марина явно пыталась загладить неловкость.
— Спасибо.
Тапочки были мужскими, размера так сорок четвертого. Беркутов, со своим «сорок первым», тут же ощутил себя пигмеем. «А муж у нас не из подводников», — подумал он с неудовольствием.
В большой комнате работал включенный телевизор. Марина щелкнула пультом.
— Егор Иванович, присаживайтесь, сейчас чай будем пить. Мам, я сделаю, ты сиди.
Беркутов молча уселся в кресло. Галина, словно потеряв к нему интерес, отвернулась к окну.
— У вас есть что сказать мне, пока дочь на кухне? — произнесла она куда-то в сторону.
— Нет, вам одной — нет, — он старался говорить сухо.
Марина вошла в комнату, катя перед собой сервировочный столик. Все так же молча Беркутов смотрел, как она расставляет чашки и вазочки с вареньем.
— Егор Иванович, я уже все рассказала маме про взрыв. Вы об этом хотите поговорить?
— И об этом тоже. Марина, ты хорошо рассмотрела того парня со свертком?
— Да, он довольно долго стоял около магазинчика. Меня уже опрашивали из прокуратуры.
— То есть ты его узнаешь сразу?
— Конечно. Странно, но он и не скрывался. Стоял у входа, справа. А очередь — слева образовалась. Да вы ж видели! Его что, не задержали еще?
— Нет. Но я думаю, что это дело дней. У меня к вам просьба, — он повернулся к Галине. — Постарайтесь, чтобы Марина не выходила на улицу. Пока.
— И когда это «пока» закончится? Как только вы поймаете этого террориста?
— Да. Но есть еще кое-что. Ей придется на время оставить свою работу. И не по причине взрыва.
Пока Беркутов вкратце рассказывал о погибших девушках, лицо Галины ничего не выражало. Марина, заметно напуганная, затихла в углу дивана.
— Егор Иванович, насколько велика вероятность, что я могу стать следующей жертвой?
— Достаточно того, что она есть.
— Хорошо. Спасибо, что предупредили. — Галина впервые посмотрела Беркутову в глаза. «Вот теперь я вижу, что она действительно испытывает нечто вроде благодарности. Но не факт, что сейчас вежливо не укажет на дверь», — уходить не хотелось. Мягкое нутро кресла обволакивало его уставшее от беготни тело, ноги в огромных тапочках то ли мужа, то ли еще кого перестали гудеть и ныть. Беркутов совсем не хотел чаю. Он хотел остаться в этой квартире, в этом кресле перед выключенным телевизором. Он даже прикрыл на миг глаза, чтобы четче представить себе эту картину — он будто бы дома. И совсем необязательно шевелиться и показывать всем, что ты их внимательно слушаешь. Просто сидеть в тапках и не думать вовсе. Беркутов открыл глаза. Видение рассеялось. На него смотрели две пары глаз: с испугом девушки и с насмешкой ее матери.
Призвав в помощь кого-то там, Беркутов с усилием поднялся. Нужно было еще показаться в отделении у Сани Кузьмина.
— А у меня сегодня соседку по квартире убили, Елизавету Маркеловну. Кот Фунт сиротой остался, — выпалил он неожиданно для себя.
Галина бросила на него удивленный взгляд.
— Что, опять террорист?!
— Возможно. В квартире сильно пахло газом, все краны на плите были открыты.
— Может быть, вам имеет смысл пока дома не появляться?
Беркутов неопределенно пожал плечами. Такая мысль ему не приходила в голову. Бояться за свою жизнь он не научился, переживая чаще за жизни тех, кто ему доверился.
Больше причин задержаться еще хоть ненадолго не было. Беркутов с сожалением вылез из полюбившейся обувки и надел ботинки. Выдавив из себя «до свидания», шагнул за порог. Дверь с мягким щелчком закрылась за его спиной.
Глава 8
— Мам, ну ты чего так с ним, а? — Маринка, как в детстве, потянула мать за рукав, чтобы привлечь ее внимание.
Галина молча отвернулась к окну. Вглядываясь в темноту, она будто пыталась найти там ответ на вопрос дочери. В их квартире давно уже не бывали мужчины, которых нужно было поить чаем и слушать. Мужья Ляли и соседки Даши не в счет. А этот майор, так уютно расположившийся в любимом кресле мужа, вытянув длинные ноги в тапках ее сына, вызвал неожиданно сильный приступ раздражения. И то, что он ее заставил испытывать хотя бы такие эмоции, ей активно не нравилось. Маринка, справедливо возмущенная ее откровенным хамством, своим вопросом невольно задела за живое. В их семье гостей принимали всегда с удовольствием, обязательно с чаем и пирогами. От этого человека исходило чувство беды. Он нес в себе угрозу. Чему — Галина и сама не могла бы внятно объяснить.