— Посторонитесь, граждане… видите: дети!
Он даже поругался с тем небритым гражданином, который ухитрился-таки пролезть к причалу и которого Семенцов выпроводил, к удовольствию Кости.
Потом Костя вспомнил о рюкзаке с вещами. Он юркнул в толпу и вскоре вернулся, запыхавшийся, довольный, и протянул тете Даше ее рюкзак.
— Ах, Костик, — проговорила она ласково-грустно и тихо. — Ах, Костик, Костик… — и больше ничего не сказала.
Пароход пришел поздно ночью, без огней, из опасения быть обнаруженным вражескими самолетами, и остановился далеко от берега. Его не сразу заметили в темноте. А когда подошла шлюпка, все кинулись к причалу. Семенцов, Михайлюк и милиционеры с большим трудом восстановили порядок.
На пароход пропускали женщин с детьми и сирот из детского дома. Выяснилось, что вещи не разрешается брать, — пароход перегружен людьми. Семенцов действовал неумолимо, и все имущество детского сада, все чемоданы Славиной матери остались.
Шлюпка с парохода и вторая с пристани были полны. Мать Славы со своей девочкой находилась в первой шлюпке, тетя Даша с малышами — во второй. Костя и Слава считали, что они — мужчины — должны сесть последними. Но, когда осипший от крика Семенцов, сдерживая теснившихся к лодкам людей, пропустил Славу к сходням, из толпы закричали: «Пустите! Пустите!» — и к причалу вынесли на руках стонущую женщину: ее доставили в последнюю минуту из больницы.
Семенцов находился в затруднении: взять женщину — значило не взять мальчиков, родные которых были уже в лодках. Но Слава сам уступил свое место больной, а Костя закричал тете Даше:
— Следующей приедем, не бойся!
Слава видел обращенное к нему побледневшее лицо матери, но только помахал ей рукой. Гребцы, опасаясь, как бы опять не началась кутерьма, поспешно оттолкнулись веслами, и лодки ушли.
— Молодец, парень! — Семенцов одобрительно похлопал Славу по плечу и обернулся к людям на пристани: — Учились бы, а то… — Он потрогал повязку на голове, болезненно поморщился.
В небе, как все эти ночи, но еще сильнее полыхало багровое зарево. Отсвет его ложился на лица, отражался в воде. Тишина стояла теперь такая, что слышны были стук колес на дороге и дальний всплеск весел в море. Перегруженные лодки двигались, должно быть, медленно.
Вдруг вверху возник прерывистый звук самолета, и точно большая лампа повисла в небе, осветила мертвенным светом берег, море и далеко в море крохотную белую точку — пароход. Услышав уже знакомый им страшный звук, люди бросились бежать. В одну минуту пристань опустела.
— Ну и публика, — проворчал Михайлюк, тяжело поворачиваясь на костылях, и поднял кверху бородатое, освещенное ракетой лицо. — Разве ж он, гадюка, сюда метит?
Костя и Слава жмурились от яркого, обнажающего света и старались держаться ближе к Семенцову.
— И к кому привязался, скажи на милость… — продолжал возмущаться Михайлюк.
Ракета медленно опускалась, а самолет, невидимый в вышине, кружил и кружил, подобно большому шмелю, который вот-вот укусит. И укусил… Вдали что-то ухнуло, будто обвалилась скала на мысе Хамелеон. Гулкий удар прокатился над морем.
— Швырнул-таки, гад! — выкрикнул со злобой Семенцов.
Ухнуло еще раз — и стихло. Самолет ушел. Ракета погасла, но вместо нее взметнулся в море язык пламени.
— Беда… пароход, — проговорил упавшим голосом Михайлюк. — Что делать будем?
Несколько мгновений все четверо — Семенцов, Михайлюк, Костя и Слава — безмолвно смотрели на огонь в море, словно не верили, что это тот самый пароход и что он горит. Костя будто окаменел, не в силах был сдвинуться с места. Слава шумно дышал и, сам того не замечая, теребил Костю за руку.
— Лодку! Лодку! — закричал Семенцов. — Ведь детишки!
Костя опомнился и рассказал о Славиной лодке, которую они на днях оснастили парусом.
— Где она? — перебил Семенцов. — Показывай живей!
И все трое побежали за лодкой, оставив хромого Михайлюка на пристани.
Лодка оказалась на месте. Мигом отвязали цепь, которой она была привязана, притащили весла. Семенцов посмотрел на ребят:
— Возьму одного, места не хватит. Кто из вас? Живо!
— Я! — разом ответили Костя и Слава.
— «Я, я»… Еще с вами канителиться. — Семенцов столкнул лодку на воду. — Слушай мою команду! Ты, — он кивнул Косте, — на руль, а ты, — обернулся он к Славе, — беги в горсовет к Теляковскому, ищи лодки: с одной разве управимся?
Ветра не было, парус швырнули на дно. Заскрипели уключины, и лодка понеслась. Слава остался на берегу.