Костя и Слава решили прежде всего обследовать самый широкий вход. Вначале они шли по ровному сводчатому коридору, похожему на тот, какой изобразил Епифан Кондратьевич на бумажке, и это успокаивало их. Потом коридор повернул и начал понижаться, сужаться, свод низко навис над головой, дневной свет исчез.
Пришлось зажечь электрический фонарик, который дал им на дорогу предусмотрительный Микешин. Так они шли, то зажигая, то гася фонарик, держась левой стороны коридора, где должно было находиться указанное на плане ответвление.
Прошло уже немало времени, а никакого ответвления не было, ход все понижался и сделался таким узким, что приходилось идти гуськом. Воздух здесь был сырой, промозглый, свод над головой влажный, кое-где стекала и капала вода. Это был единственный звук в подземелье — звук мерно падающих сверху капель. Куда они зашли?
Костя, шедший впереди, остановился, зажег фонарик и обернулся к товарищу. Он хотел предложить вернуться, когда Слава предостерегающе поднял палец. Где-то справа, будто из самой каменной толщи земли, донесся глухой звук. Они прислушались. Звук повторился. Не оставалось сомнений: это был человеческий голос.
— Ну? — прошептал Костя.
— Что — ну? — тоже шепотом спросил Слава. — Пошли!
Они двинулись дальше, держась теперь не левой стороны подземелья, а правой, из-за которой, то слабея, то усиливаясь, доносились голоса. Мальчики различали уже не один, а два, три, временами даже четыре голоса и шли все быстрее, почти бежали, натыкаясь на влажные, выщербленные стены, задыхаясь от волнения. Хорошо, что они выбрали именно этот вход! В том, что они слышат голоса партизан, Костя и Слава не сомневались.
В то время как они обдумывали, что сказать и как держать себя с партизанами, голоса начали удаляться, замирать. Мальчики долго прислушивались — ни звука. Они прижимались ухом к влажной стене, стараясь уловить малейший шорох — ничего. Тогда они повернули обратно, решив, что, может быть, проглядели в темноте ответвление бокового хода, через который доносились голоса. Но, как старательно они не освещали фонарем ноздреватую стену, как тщательно не ощупывали ее, бокового хода не обнаружили и голосов больше не слышали. Будто и не было ничего. Или в самом деле им почудилось?
— Э-гэ-э-э-эй! — закричал Костя, приложив руки ко рту в виде рупора. Слава хотел удержать его, но было поздно.
Звук гулко покатился, подобно каменному ядру, в глубь подземелья, ухая и отскакивая от стен. Казалось, он не слабел, а усиливался, множился, со всех сторон гремело эхо. Как будто сама каменная земля откликалась множеством голосов.
Мальчики стояли, не зная, что делать, куда идти и точно ли слышали они человеческие голоса или это было эхо упавшего где-то камня.
Когда отдаленные перекаты эха смолкли, Костя и Слава решили двигаться в прежнем направлении. Будь что будет — куда-нибудь этот ход должен их вывести! Фонарик придется зажигать изредка, чтобы не расходовать зря батареи.
— Ты не дрейфь, — сказал Костя и зажег фонарик, чтобы посмотреть на товарища.
— Чего мне дрейфить? — ответил Слава.
И Костя, удовлетворенный не столько ответом, сколько тоном ответа, погасил фонарь и пошел вперед.
Вдруг его нога соскользнула в пустоту, он полетел вниз, плюхнулся во что-то холодное, вязкое. С трудом Костя вынырнул, пытаясь разглядеть, куда он свалился. Но здесь темнота была еще гуще. Он чувствовал страшный холод, проникавший до самого сердца.
— Ко-стя-а! — донеслось сверху, и тотчас многократное эхо поглотило голос Славы.
— Я здесь… здесь! — закричал Костя.
Его голос лишь усилил гул в подземелье. Он попытался выкарабкаться, но его руки натыкались на отвесные мокрые и скользкие камни. «Может быть, он упал в подземный колодец? Хорошая штука!» Все-таки он продолжал свои попытки, время от времени откликаясь на зов товарища, который находился совсем близко над ним, так что Костя боялся, как бы и он не свалился.
Наконец Косте удалось уцепиться за острый выступ камня. Он подтянулся на руках, ища ногами опоры, не нашел ее и повис на руках. Но Костя был ловок, увертлив и, кроме того, прошел отличную выучку за время пребывания на острове. Он цепко держался за выступ камня, то отдыхая, то снова подтягиваясь, в надежде найти опору для ног.
Вдруг что-то задело его по лицу. Это была пряжка пояса, который спустил ему Слава.
— …а-ай… а-ай! — послышалось сверху.
Костя понял: это значило — «хватай». Он ухватился одной рукой за пояс, сделал усилие и, поджав как можно выше ноги, уперся коленками в каменный выступ, за который до сих пор держался руками. Теперь у него были уже две точки опоры: камень и ремень. Но удержит ли его Слава?