— Вот же, — Антон вытолкнул носком кроссовки из-под кровати пустой пузырек. — Прекрасно знаю эту гадость, куча побочных. От нее в малых дозах можно дубу дать. А тут… пустой?
— Не трожь! — рявкнул полицейский. — Это ж улика, твою мать…
Он подцепил шариковой ручкой пузырек за открытое горлышко, осторожно поместил улику в чистый пакетик-файл.
— И откуда ж ты это всё знаешь, красавчик? — протянул с нескрываемым подозрением усач. — На фармацевта учишься?
Вместо длинных объяснений Антон задрал свитер вместе с майкой, показав на левом боку жуткую паутину шрамов:
— Жизнь заставила в лекарствах разбираться, — просто сказал он. — Я ведь сюда приехал от городских стрессов отдохнуть. Врачи посоветовали. Думал насладиться солнцем, летом и тишиной. А тут…
Анна Петровна сердобольно заохала, закрылась платком. Даже участковому стыдно сделалось за вспышку подозрительности. Не потребовал телефон отдать, только дату и время последнего снимка самоубийцы списал себе в блокнот. На всякий случай. Хотя теперь и так всё понятно, можно даже на вскрытие не отправлять. Родители покойника хоть порадуются, что в открытом гробу можно будет похоронить…
Спустившись вниз, выйдя на улицу, Сенька понял, что всё это время в квартире неосознанно сдерживал дыхание. Чуть в обморок не грохнулся — и сам не понял бы, отчего!
— Хочу напиться, — решил Сенька.
— Я тоже, — вздохнул Антон.
— Тебе нельзя! — отрезал Семен. Но смягчился: — А вот кваса можешь дуть сколько влезет! Знаешь, какой моя пра-тёща квас делает? Окосеешь с полстакана!
— Пра-тёща? — поднял брови кудрявый.
— Бабка моей Катьки! — пояснил Сенька.
Он был готов рассказать новому приятелю всю семейную биографию — лишь бы забыть поскорее о трупе самоубийцы на третьем этаже единственной на деревню квартиры с балконом.
— А просто «тёщи» у меня нету как бы, — повествовал Сенька. — Катерину бабка воспитывала. Родители развелись и переженились заново. А кому нужна в новой семье наполовину чужая дочка? Вот Катьку в деревню и сослали. Но она не в обиде, ей и тут хорошо!
— Как мои, — вырвалось у Антона.
Семен это запомнил. Нет, по пути домой или в сельпо он, конечно же, к нему с расспросами приставать не стал. А вот за ужином — насел на гостя.
Оказалась биография у кудрявого хуже, чем у Катерины. Если ту в малолетстве несмышленой подкинули любящей бабушке, а родители ругались и разводились где-то отдельно от них, в городе. То по нему развод прокатился колесом трактора.
Старшая сестренка ночевала у подружек, пропадала по клубам, едва краситься научилась — ее вечно дома не бывало. Его тоже месяцами не было дома — маялся по больницам. Родители обоим чадам давали денег вдоволь — а вот любви и тепла самим не хватало. Обвиняли друг друга в болезненности сына и разгульности дочери, ссорились, ругались… Каждый семейный выходной — краткосрочная война, будни — вооруженный нейтралитет с дипломатическими нотами. При этом были любовники и дети на стороне. Но развелись только тогда, когда Антону исполнилось двенадцать и он успел перенести шесть операций на сердце. Преподнесли детям, что якобы не хотели их травмировать разводным процессом, поэтому и тянули, как могли.
Им, разумеется, предоставили выбор, с кем из родителей остаться жить. По умолчанию подразумевалось, что заканчивающая школу сестра сразу же проявит самостоятельность, благо денег на съемную квартиру охотно сулили и отец, и мать. Антону тоже недолго осталось — если не зарежут хирурги, лет через пять поступит в универ, получит место в общаге. Вкусит разгульную студенческую волю!
Однако сестра сделал финт — и забрала под крыло братишку, объявив родителям, чтобы шли на все четыре стороны.
Предки пожали плечами. Оставили наследство в виде родной квартиры, счет в банке, чтобы на первое время хватило. И с чистой совестью свалили за границу — на разные полушария планеты, как можно дальше друг от друга.
— Вот су..и, — поскрипел зубами Сенька.
— Мы с сестрой были счастливы, — улыбнулся с ностальгией Антон. Налил себе еще квасу, распробовал. — Потом она вышла замуж, родила тройняшек. Купили с мужем квартиру на одной площадке с нашей старой. Так она могла сидеть в декрете и заодно присматривать за мной.
— А ты?
— А что я? Я еще в старших классах освоил Сеть и научился неплохо зарабатывать. Помогал сестре. Так что в универ не пошел, к моему стыду, остался неучем.
— Не кокетничай, блин, — хмыкнул Семен, отбросив под стол очередную опустевшую жестянку из-под пива. — Нашел перед кем образованием мериться.
— А ты? — в свою очередь спросил Антон. — У тебя какие родители?
Семен отмахнулся:
— Отец спился, мать надорвалась. Сирота я, короче.
— Прости.
— Ты-то при чем? — хмыкнул он. — А чем зарабатываешь в этом своём Инете?
Антон смущенно замялся, потупил глаза, демонстрируя шикарные для парня ресницы:
— Поверишь, если скажу, что пишу?
— Что пишешь? — прищурился Семен. Вот бл…! Перепил пивасика, и организм, мать его, логично затребовал после выпивки баб и грязные танцы. А собутыльник-то трезвый, как стеклышко, мигом просечет суть проблемы. И что делать? Как искать выход из положения? Из-за стола запросто не встанешь… Затуманенная голова скрежетала мозгами туго. — Писать, знаешь ли, можно пейзажи маслом, портреты… хм, пастелью. Романы стихами.