Антон от ворчливой заботы зарделся нежным румянцем. Пробормотал:
— Хорошо, я только минуту… — торопливо застучал по клавиатуре. — А… можешь принести еще кое-что? Мою сумку…
Он скосил глаза, исподтишка разглядывая со вздохами вылезающего из одеял Сеньку. Спина, мускулы, загар, узкая поясница… попа…
— Тебе всю сумку тащить? Или что-то конкретное?
— Конкретное, — зарделся сильнее Тошка, прикрыл румянец ноутом, блестя поверх крышки-монитора глазами. Потому что Семён, спрашивая, развернулся к нему лицом. То есть, беззастенчиво демонстрируя это самое. То самое, чего порнографу стесняться никак не следовало. То самое, к чему с ходу можно придумать дюжину ярких, сочных эмфенизмов. Но к данном конкретном случае в голову матерому эро-писателю не лезло ни одно сравнение, кроме как «дубинка».
Сенька, паразит, нарочно сладко потянулся, раскинув руки. Прогнулся в спине назад. Словно в упор не замечая, как «дубинка» браво изображает «флагшток».
— Конкретное, — облизнув губы, повторил Антон. — Одну ерунду из нижнего кармана.
— Тюбик? — вскинул брови Сенька, будто бы не догадываясь, что за крем такой.
— Надеюсь, ты не против? — уточнил Антон.
— А похоже, что против? — оскалился обладатель поцарапанной попы. Спросил без шуток: — А тебе можно?
— Нужно! — громким шепотом признался Тошка.
— Тогда ложись удобнее, щас всё будет! — обрадовался Сенька.
— Нет, ты принеси и сам ложись, — негромко, но упрямо сказал Антон, быстрей достукивая пост. — Чур я сверху.
— А-а… — протянул Семён, мгновенно сникнув градусов на двадцать. — Ладно, раз хочешь. Я всё равно не против.
Принес тюбик со смазкой — непочатый кстати, горлышко под крышкой оказалось залеплено кусочком фольги… Улегся на кровати, на живот, развел ноги.
Антон убрал ноут на стол, но не выключил, оставил открытым. Поглядел на картинно приготовившегося Сеньку. Заржал в кулак.
— Чего? — оскорбился тот.
— Матрас не продырявь, — хихикнул Тошка.
Забрал тюбик. Сенька зажмурился, ожидая холодок на попе… Но нет. Оглянулся через плечо с недоумением — и мигом перевернулся «флагштоком» вверх.
— Не смотри, если противно, — покусывая губы, прошептал Тошка.
— Блин, да как же не смотреть? Если так охренительно смотришься!.. Щас слюнями подавлюсь, такой секси…
Сенька не о том подумал — Антон хотел позу наездника. Просто не хотел быть придавленным и беспомощным. И сейчас принялся тщательно себя растягивать. Для него. Чтобы впустить в себя его «дубинку».
— Прости, подожди, пожалуйста, я еще немного… — шептал Тошка, еле сохраняя равновесие, упираясь одной рукой в простыни, расставив колени. — За десять лет отвык…
— Десять лет? — уцепился за слово Семён. Пожирал глазами, едва не кончил от одного только вида Тошки, хотя тот к нему даже еще ни разу не прикоснулся. — Если ты говорил, с выпускного класса никого не было, то… Тебе двадцать восемь?!
— Да, — кивнул Антон, жмурясь, полностью отдаваясь ощущениям, которые приносили пока что собственные пальцы, но вход уже подрагивал от нетерпения, от жадного предвкушения…
— На шесть лет меня старше? — лежа, офигевал Сенька.
Антон приоткрыл мутные глаза:
— Да? Ты такой маленький? — пристально на него посмотрел: — Тебя это смущает?
— Не сказать, чтобы сильно… — пробурчал Семен. — Меня сейчас больше смущает, что тебя шатает.
— Я в порядке, — упрямился Тошка, кусая губы, дрожа ресницами.
— А может, не будем? Перетопчемся как-нибудь, — неуверенно предложил Сенька. — Тебе же больно…
— Разве это боль? — фыркнул Антон. — Это — наслаждение…
— Тогда ложись-ка сам! — вскочил Сенька, решительно плюхнул его на подушки. — Иначе трюхнешься в обморок, так и не потрахаемся!
Антон хмыкнул пренебрежительно. Но что поделать — его сил правда было пока недостаточно. Пришлось продолжить лежа, задрав ноги кверху.
— Охренеть… — бормотал Сенька.
Сел над ним, бессовестный, сглатывая слюну, разглядывал в упор. Потом додумался — схватил Тошкин смартфон. Догадался, поганец, как включается камера. Принялся фоткать — на память.
Антон краснел, жмурился. Но позволял. Выдохнул:
— Тебя не смущает, что снимки автоматом постятся в Сети?
И глазами стрельнул на открытый на столе ноут. Там во весь экран высвечивался он, разложенный в самой откровенной позе. Со смущенным румянцем на лице. С растрепанными по подушкам кудрями. С пальчиками, работающими в хорошенько растянутой дырке.
— Етить вашу маму… — обернувшись, сел на пятки Сенька. Заухмылялся, выдал: — Пусть все видят, что ты живой. И не импотент.
Антону было наплевать. Пусть все видят. И шрамы, и пошло приоткрытые губы…
Он притянул к себе Семёна. Притянул на себя. И забрал смартфон из вспотевшей ладошки. Сам стал щелкать, вытянув руку — их двоих. Их поцелуи. Как Сенька вылизывает ему шею, ключицы. Как он сам жмурится, когда огромная, толстая «дубинка» втискивается в него, медленно, глубже и глубже…
Сенька вошел. Полностью. До конца. Вспотел жутко! Тошка отлично поработал пальчиками, по смазке вошло легко… Минутка, чтобы дать привыкнуть. Чтобы самому перевести дыхание…