Потом огонь угас. А стимуляторы окончательно прекратили действовать. Слишком долго она тут бродила. Уже не думая, Латиса сделала шаг вперед и попала ногой в какую-то глубокую выемку в полу, подошва босоножки съехала и ступню пропороло острым краем камня. Непонимающе посмотрев на ногу, Латиса медленно ее подняла и тут же пошатнулась. Вокруг быстро сгущался сонный туман и разогнать его никак не получалось. Сейчас она просто заснет и жизнь теперь зависит только от того, захотят ли тайты вынести ее тело наружу.
— Помоги мне, — попросила Латиса, поднимая глаза на Шалье и тогда он протянул руку ладонью верх. Цветок мешал, жег кожу, но выбрасывать было жалко. С трудом удерживаясь, чтобы не закрыть глаз, Латиса схватилась за протянутую ладонь, так и не отпустив цветок, и успела подумать, что смотрится очень красиво — светлое на темном, окруженное синим огнем. Это было последнее, что она помнила. Глаза закрылись и стало совсем темно.
В синей комнате было пусто, однако экраны по-прежнему показывали деревню.
На рассвете, когда густой туман почти разошелся, Гууар почти выполз из хижины и на корточках полез через мясистые кусты шиповицы, за которой прятался маленький источник горячей минеральной воды. Он плюхнулся в него и, подняв голову, уставился в серое, клочками проглядывающее сквозь туман небо.
Даже не услышал, как подошла Лини. Она осторожно присела у самого края воронки и молча протянула руку. Из сжатого кулака торчали иглы водяного ежа. Зрение расплывалось и Гууар не сразу смог посчитать, столько игл она сжимала. А когда посчитал, голова безвольно свесилась.
Пять. Богиня отдаст ее за пять голов побежденных врагов. Обычно хватало две-три. Но Лини… Эта гладкая, слегка розоватая кожа, и безупречный рисунок тонкой чешуи на спинке. Острые ушки и почти прозрачный радужный гребешок. Она стоила все десять…
Лини давно уже не было, когда Гууар, наконец, смог вылезти из воды и направился в хижину матери. Там он потребовал живительного сока с ядом квашек. Мать долго издавала пронзительные протестующие стоны, но принесла то, чего он хотел.
Яд квашек делал кровь густой, горячей и давал пьющему очень много сил. Вот только мог убить. Гууар пил напиток и ни о чем не думал. Ночью мужчины пойдут на охоту и принесут трофеи. И тогда Лини достанется кому-то другому.
Лучше уж смерть.
Глава 4.
Просыпалась Латиса очень медленно, словно по частям. Сжала руку в кулак. Получилось. Повернула голову, почувствовав щекой плоскую подушку. Пошевелила ногой, ступня не болела, но была чем-то туго стянута. Наконец, поняла, что лежит на своей кровати, как обычно обняв скомканное одеяло.
Вместе с воспоминаниями в закрытых веках расцветали синие огни. Что это было вчера, странный сон? Если бы… Она и правда попалась в пещерах целой толпе тайтов, да еще и во время какого-то из их ритуалов. Теперь нужно придумывать оправдания своему поведению. Хорошо придумывать, чтобы человеческая экспедиция оказалась тут ни при чем. Дома, скорее всего, отдадут под суд, но это будет потом, до этого еще нужно дожить. Ведь могут быть последствия и пострашнее — она могла стать причиной военного конфликта. Какая все-таки дурость — так рисковать судьбой человечества и только из-за дурных снов. Ничем не лучше поедания неизвестных грибов.
Таиси… Таиси, чего же ты хочешь? Почему не оставишь в покое?
Было тихо. Впервые за последние дни удалось проснутся в покое, без чужого присутствия в голове.
Наконец, Латиса собралась и резко поднялась, сев на кровати. У стены почти сразу сверкнула лампа.
— Завтрак, — сказал голос. Но… не женский.
В кресле напротив кровати, прямой и уставший, сидел Шалье. Без экрана, с распущенными волосами и во вчерашней одежде бордового цвета. Он задумчиво изучал Латису, нервно хватающуюся за одеяло в попытке в него завернуться. Потом она поняла, что в сарафане. И босиком. На порезанной ноге — повязка.
— Что вы тут делаете? — с трудом выговорила.
— Доброе утро, — невозмутимо ответил тайт.
— Д… доброе, — неуверенно согласилась она.
Теперь Шалье рассеяно оглядывал комнату, задерживаясь на разбросанных по столу и полу вещах. Встроенные уборщики не были настроены на уборку вещей, не входящих в комплект комнаты, а она сама не нашла на это времени.
— Я не знал, какие из своих вещей вы захотите забрать. Так что завтракайте и собирайтесь сами.
— Не поняла, — Латиса на секунду закрыла глаза. В них сразу поплыли решетки… решетки и почему-то огромные ржавые цепи. И капающая с потолка ледяная вода — картина подземелья, где держат рабов. Ну, или когда-то держали.
— Теперь вы будете жить у меня, — неторопливо сказал Шалье, неотрывно следя за ее лицом.
— Где? — беззвучно переспросила.
— У меня. Со мной. В доме, где живу я. — Подумав, объяснил тайт.
Услышанное было настолько непонятным, что Латисе пришлось себя незаметно ущипнуть. Кожа в месте щипка заныла, но больше ничего не изменилось.
— Почему я буду жить у вас?
— Потому что вчера вы пришли в пещеры, прошли ритуал нашей Темной богини и, прогулявшись среди моих соплеменников, остановили свой выбор на мне. — В голосе Шалье впервые появились какие-то эмоции. Совсем неуловимые — недовольство, злость, насмешка? Разбираясь, Латиса даже не сразу поняла, что именно он сказал.