Я отваживаюсь сунуть свою десницу в это коровье вымя, растрескавшееся и расплющенное.
Какое-то мгновение я испытываю ощущения легкомысленного ветрогона, пытавшегося подхватить на лету свой монокль, упавший в дробилку отходов на собственной кухне. Затем Кинг-Конг (более Конг, чем Кинг, или же Кинг всех Конгов) принимается меня месить, и из кролика в маринаде, коим был недавно, я превращаюсь уже в тесто для наполеона.
— Вы в первый раз в Аполлоне? — спрашивает этот передвижной бельведер.
Я подтверждаю.
— Разумно, — одобряет он. — Живем в то время, когда нужно заботиться о себе, иначе сломаешься.
Я присовокупляю свое полное и безоговорочное согласие к этой массивной дефиниции.
Итак, я попал в лапы болтуна. Самое невыносимое, когда тебе делает массаж тот, кто стрекочет, то есть обламывает, без остановки. Но в данном случае я должен извлечь пользу из этой крупной помехи.
Я объясняю королю Конгов, что познакомился в самолете с одним из клиентов Института. Он так превозносил достоинства клуба, что и я решил его посещать.
Прокатывает нормально, и сверхволосатый непременно хочет узнать, на что похож этот восторженный завсегдатай.
Тут я, как компетентный полицейский, выкладываю подробное описание человека, прошедшегося до меня по укромным местам мадмуазель Франсины Шокот.
— Да это же мсье Прэнс!
И в добавление:
— Как раз сейчас он здесь, загорает под лампой, вы сможете поздороваться с ним!
Я закрываю глаза от зверского удовольствия, наполняющего меня со всех сторон. Решительно, что б ты ни говорил, Бог есть. Слава Богу.
Глава XIV
ПЕРИПЕТИИ
Я вытираю втирания, втертые пиренейским пастухом, которого уполномочили массажировать меня.
— Что такое? Да что вы делаете? — ошарашивается он.
В первый раз, не считая одной дамы, перебравшей пургену, в первый раз клиент ускользает из его лап в самом начале сеанса.
— Помассируйте себе простату в ожидании меня, — советую я ему, — однажды это может сослужить вам хорошую службу. Я тут вспомнил, что не заглушил мотор моей машины.
И Антонио выходит из массажной комнаты водяных бань в одеждах римского императора.
Раздевалка. Она снабжена железными шкафчиками, каждый из которых закрывается на ключ. Их пять штук. Три в данный момент открыты и, стало быть, пусты. Остаются соответственно мой и мсье Прэнса; депонировать последний — это анекдот для свадеб и банкетов. Кряк, бряк, прошу вас. Ухажер (конечно, ух, но наоборот) Франсины прибарахляется у Смальто, шмотки высший класс. Серый двубортник в очень тонкую полоску. Погружаю пальцы в его карманы. С самого порога шмона нащупываю суперплоский пистолетик для повседневной носки. Маленький калибр, но точный бой, и стреляет разрывными пулями, распишитесь в получении. Я нахожу, что это весьма дерзко — отправляться в заведение с таким превышением багажа, мсье Прэнс! Парень точно замешан.
Наношу визит в его бумажник. Обнаруживаю клубную карточку Аполлона, водительские права на имя Флавия Прэнса, родившегося в Ножан-сюр-Сен 14 мая 1943 года, удостоверение личности на ту же кликуху, две тысячи швейцарских франков, три тысячи пятьсот простонародных французских, пятьсот долларов и потрескавшееся фото немолодой дамы строгого вида, должно быть, его матери, поскольку он на нее походит.
Я прикарманиваю удостоверение личности, опустошаю магазин его пукалки, остальное возвращаю на место и отправляюсь на поиски комнаты для загара. Прэнс выглядит very смазливым пареньком на своих удостоверяющих фотографиях. Одежда и частые свидания с ультрафиолетовой лампой изобличают его кокетливость.
Я размышляю над тем, какую манеру действия избрать: подождать и посмотреть или посмотреть, не дожидаясь?
Мой темперамент дикого мустанга склоняет меня ко второму варианту.
Я оглядываюсь вокруг в поисках того, что мне нужно. И нахожу, как всегда, провидение ко мне милостиво.
Дверь не заперта, впрочем, то бы не отменило моего вторжения, будь уверен.
Вхожу, значит, в совсем маленькую комнатушку, обставленную чем-то вроде хромированного саркофага, испускающего свет дуговой сварки, и стулом.
Мой клиент лежит в саркофаге, крышка которого нависает в двадцати сантиметрах над его телом. Аппарат бронзирует urbi et orbi[8]. Словно стейк в своем тагане, он золотит себе корочку и с лицевой стороны, и с обратной.
Таймер откусывает секунды с тем звуком, с каким бобер пытается завалить осину.