— Ты один?
— Нет. Берюрье рядом со мной.
— А Пино?
— Остался на месте.
— Как только парень прибудет по назначению, сообщи, будем брать.
— Заметано.
Матиас кладет обратно прибор зелено-желтого цвета, по виду, для очень «больших осенних маневров».
— Похоже, что-то не склалось, господин комиссар? — подмечает наш проницательный.
— Я сыграл с одним типом шутку, она добром не кончилась.
Я пересказываю свое злоключение с Прэнсом и передаю удостоверение личности последнего.
— Он явно был сердечником. Ультрафиолет за такое время не мог его убить, — выносит диагноз мой сотрудник.
Он изучает фото и кивает олимпийским факелом, заменяющим ему голову.
— Его зовут не Прэнс, а Принтцер; это один уголовник немецкого происхождения. Он уже совершил два нападения на бронированные фургоны, один в Страсбурге, лет десять как, другой два года назад в Лионе. Кроме того его подозревают в организации многих нашумевших дел, оставшихся безнаказанными. Мозг, что ты!
— Как много ты знаешь, Ван Гог! По-твоему, он может быть организатором ограбления ГДБ?
— Это кажется очевидным.
В липовой ксиве адрес лежки указан как: 440, рю де Пасси. Скорее всего, он взят от фонаря, но все же следует убедиться.
— Не часто, однако, углы загибаются от эмболии, — блистаю я ослепительно, словно солнечное зеркало.
Чтобы навести на чердаке порядок, я приступаю к генеральной инспекции имеющихся данных. Все они разбросаны, как колода карт, выпавшая из самолета. Вот она целиком: америкосы, обутые группой международных террористов; пройдоха, у коего я увожу их чемоданчик с самым невинным видом и коий же сваливает потом из больнички; взломщики, выпотрошившие часть сейфовых ячеек при участии худосочных замухрышек жокейского стиля; служащая банка, глубоко тронутая умением господ урок проникать в потаенные места; главарь банды, склеивший ласты от сердечного приступа, когда его саркофагировали в течение четверти часа в бронзировальном аппарате. Все это производит на меня странное впечатление. Кажется одновременно наипростейшим и непостижимым, для разгадывания таким же трудным, как спряжение глагола surseoir[10] в пассе композе (которое Его Степенство называет не иначе как пассе компосте).
Надо, однако, раскочегаривать паровоз. Похоже, новый профессиональный подход сбивает меня с толку, вот так история! Я еще не успел привыкнуть к этим новым методам, каковые сам же пожелал применить в момент великого экзистенциального бардака. Почему «экзистенциального», спросишь ты меня? А почему нет, отвечу я с тем знанием дела, которое приводит в восхищение всех моих подружек (равно как и знание конкретного дела, которое они сегодняшним вечером не доверили своим мужьям).
Но подожди, не уходи, действие сейчас двинется дальше. Все детали механизма на месте, надо лишь кое-где чуть подправить. Краткий период притирки одного к другому — и в путь-дорогу, моя колымага (надеюсь, ты не против диссонансных рифм)!
Уоки-токи подтверждает это.
— Алло! Вы слышите меня? — беспокоится хриплый голос Его Великобрюшия, в котором ощущается чертовски сильная отмеченность напитками, запрещенными к свободной продаже в школьных буфетах.
— Тик в тик! — отвечает Матиас.
— Воткни самому себе этот втык, приятель, — зубоскалит наш Беранже. — Это ты, Костровой?
— Я, — безропотно соглашается Матиас, давно смирившийся со всеми прозвищами, вытекающими из его пламенеющей рдяности.
— А не дашь ли ты мне комиссара, если, ипотечно, он тамочки.
— Не разъединяйтесь!
Я хватаю большую зеленую штуку с телескопической антенной, смутно напоминающую рыболовную удочку, воткнутую в ящик с опарышем, на пару с которым она и работает.
— Слушаю тебя, Толстый.
— Все псу под хвост и по самые уши! — объявляет он. — Клиент, видать, нас вычислил, потому как свалил на скорую руку и так крутил педалями, что сейчас, должно, уже покупает билет на Маладивские острова.
— Объяснись.
— Он тормознулся во втором ряду, ни с того ни с сего, и бросился в подъезд дома. Мы чуть пождали, думая, вдруг просто приспичило, но так как он не выходил, заглянули пошарить взглядом. Тогда и заметили, что в подъезде сквозняк. Ты меня слышишь, ты там, Главный?
Главный отбивается от подползающей к нему злобной раздражительности, черной изменницы, подтачивающей силы. Дух! Дух, прежде всего! Когда помрем, заметим. Пока же следует быть хозяином любого положения. Стоит сказать, что в своих сокровенных глубинах, и именно по указанной причине это проявляется только в подходящее время, я ощущаю себя cool[11].
10
отсрочить