— Ну, а теперь надо держаться наготове, — объявил Пармантье, — предчувствую, что эти господа прибыли с дурными намерениями.
Пусто-один снова положил руку на выпуклость пиджака.
— Мне не нужно много времени, чтобы его выхватить, — заверил он с ужимками из вестерна.
Борис в сопровождении Стевена, пробрался по тропе, проложенной сквозь джунгли запустения, к застекленной двери кабинета, в которую и постучал.
— Входите! — отозвался Ахилл Пармантье.
Вместо того чтобы послушаться, Борис отодвинулся в сторону, освобождая место Стевена. Последний уже держал в руках автомат и без тени раздумья выпустил очередь через стекло в направлении Жюльена и Пусто-один. Те повалились на пол с жалобным воем. Они не успели достать свое оружие, настолько действие оказалось молниеносным.
Борис толкнул дверь.
— Вы действительно пригласили нас войти? — переспросил он с учтивостью.
Ахилл Пармантье почувствовал, как мужество скатывается в самые глубины его существа и там тяжелым грузом давит на сфинктеры. Его испугала перспектива испачкать штаны, и он совершил над собой неимоверное усилие.
Посетители выпутали два стула из ног своих жертв, перенесли к столу, Борис даже поставил свой по другую сторону, иными словами, рядом с Ахиллом Пармантье.
Длилась жуткая тишина, прерываемая лишь последними хрипами умирающих. Борис и Стевена не выпускали хозяина кабинета из виду. Пармантье двигал головой, смотря на них поочередно. Он гадал, с какой стороны придет смерть. Ибо уже не сомневался в своей неминуемой кончине. Посетители были людьми крайней жестокости. Безжалостная манера, с которой они расправились с его телохранителями, говорила сама за себя.
Когда убивают, даже не поздоровавшись, значит, готовы на все.
— Ладно, давайте покончим с этим, — выговорил он.
Он думал о своем пистолете, находившемся в нижнем ящике стола. Сейчас оружие казалось таким же бесполезным, как, например, авторучка. Посетители не позволят совершить ему ни одного лишнего движения.
Стевена указал на Пусто-один и Жюльена.
— Вашим охранникам повезло: они не успели помучиться.
От очевидного намека в животе толстяка заледенело. Что ж, он готов умереть. Он всегда держал в уме эту перспективу. Когда обделываешь свои делишки в стороне от закона, облапошивая всех и каждого, включая своих сообщников, следует свыкнуться мыслью о подобном финале. Он спросил себя, а не лелеял ли он в течение всей своей жизни этот губительный соблазн: закончить жизнь резко. Погибнуть от ножа в спину или пули в затылок. Но он, кажется, зашел чересчур далеко. По лицам посетителей можно было прочесть, что «это» будет трудным, даже ужасающим.
— Догадываетесь, за чем мы пришли? — спросил Борис со своим странным акцентом.
Пармантье кое-как сглотнул и пробормотал:
— Да, но все же скажите сами…
— За чемоданчиком, естественно!
— Естественно, — согласился Пармантье.
— Быстро! — подстегнул Стевена.
— А вы не думаете, что он где-нибудь в другом месте? — рискнул скупщик.
— Нет, мы думаем, что он здесь, — спокойно ответил Стевена.
Его взгляд, черный, напряженный, походил на буравчики, вгрызающиеся в глаза терроризируемого человека.
— Послушайте…
— Встать! — прервал его Борис.
Пармантье поднялся, слегка изогнувшись буквой «зю» между креслом и столом. Борис отодвинул сидение, затем потянулся к животу собеседника и стал распускать его ремень.
— Да что вы делаете? — попытался возмутиться человек.
Не ответив, Борис взялся за брюки; он расстегнул их полностью, так что они упали на туфли Пармантье; затем стянул плавки, обнажив жирный бледный зад, вспузыренный целлюлитом.
— Навалитесь немного на стол.
Хозяин остался неподвижен.
— Я хочу всего лишь раздавить ваши яйца. Если вы не примете положения ad hoc[25], я выстрелю не целясь, все ваше хозяйство разлетится, и вам нечем будет больше писать.
Пармантье пролепетал:
— Зачем? Хорошо, я отдам чемоданчик и все, что пожелаете. Вам так уж хочется меня помучить?
— Наказание, — коротко ответил Борис, — не стоило затевать споры; за все надо платить.
Левой рукой он схватил антиквара сзади за шею и толкнул вперед.
— Минутку, — вмешался Стевена. — Если он обрубится, мы потеряем время. Где чемоданчик?