– Бред какой-то!
– Правда?
Викрам участливо приподнимает брови, а голос-то прямо сама невинность, словно сейчас встанет, извинится, что потревожил, и спокойно уйдёт. Но Сунил в курсе, что этот щёголь никогда никому не верит на слово, и никогда не ходит один. Поэтому твёрдо и спокойно отвечает:
– Правда.
Но понимает, насколько это бесполезно.
– Не упрямься, Райлаш. Ты не хочешь, чтобы кому-то стало известно, чем промышляет ученик этой мастерской? Возможно, на репутацию Инджина тебе и плевать с высокой колокольни, но ведь за такое и казнить могут… смекаешь?
Вот спасибо, раскрыл глаза! А то ведь Сунил ни сном, ни духом, что нелегальная торговля зачарованными зельями запрещена не только в Интертеге, но и во всём мире! Но не будь эта работёнка такой опасной – за неё бы так хорошо и не платили, как делает это семья Викрама. Не та семья, конечно, которая настоящие мама и папа, а та, что связана нерушимыми узами соучастия. И Сунил Райлаш стал членом этой семьи полгода назад, когда взялся отнести некий ящик по некому адресу. Ведь никто не подумает на ученика мастерской, что тот занимается доставкой не от своего мастера?.. Но вот чтобы пропала выручка… Не магазин же у них, в самом деле. Когда Сунил приходил в то место, которое все зовут складом, его развернули ещё на пороге, заявив, что работы нет. Вот и всё. Но воровство в семье – это такое преступление, за которое властям на выдают. За него отправляют на дно Ядовитого океана, крепко связав верёвкой. А если вести туда провинившегося долго или дорого, просто отправляют в вольер с натасканными против людоедов псами – и тогда от него не остаётся ничего, кроме обглоданных костей, так как кормят этих собачек очень и очень редко.
В общем, перспектива у Сунила не самая благостная. Правда, осознать он её осознал, но пока не до конца, ибо разум его ещё ужасом не парализован.
– Сколько там было?
– Неужели запамятствовал? Сто двадцать золотом, семьдесят пять серебром и тридцать камнями.
– А если округлить?
– Ха-ха… триста.
Триста… за позапрошлую ночь Сунил получил сто ассигнаций, а значит, чтобы выплатить несуществующий долг ему потребуется… пять походов к тому кровососу… И если учесть, что на восстановление здоровья будет уходить не меньше трех-четырёх дней…
– Через месяц я смогу расплатиться.
Викрам улыбается словно кот, поймавший мышь, но пока только придерживающий её лапой за хвост.
– Три дня, Райлаш. Три дня. Или беги так быстро и так далеко, как только сможешь.
Ага, убежишь тут. Вон, за окном притаилась чья-то тень. И Сунил готов поспорить, что весь отведённый срок с него не спустят глаз.
– Райлаш, я понимаю. Всё понимаю, правда. Тебе очень нужны были деньги, а работу мы дать не могли. И у тебя не осталось иного выбора. Но и ты пойми – так поступать некрасиво. Это плевок в ответ на нашу доброту.
Сунил с самого начала знал, что ввязывается в опасное дело. Нечистые – опасные игрушки, и за всем, что с ними связано, жёстко следит правительство, особенно когда дело касается саубха. И пусть каждый из них способен лишь на слабенькие фокусы, но если заставить их передавать свои чары в зелья, а то и вовсе пускать на ингредиенты их тела – заработать можно очень и очень много. Особенно, если где где-то идёт война, но и в мирные деньки нелегальные изготовители и торговцы наживают себе целые состояния, покупают титулы и должности, превращаясь из обычных барыг в уважаемых людей. Правда, удаётся это немногим, остальных ловит правительство. Но покровителю Викрама повезло. А вот Сунилу… Вообще-то он не собирался глубоко увязать в этом деле, даже отказался от пары опасных заданий – и вот результат. Его решили подставить и избавиться. Ведь даже идиоту понятно, что нужную сумму он за три дня достать не сумеет. Если только…
– Хорошо. Через три дня.
У меня деловое предложение
– Я – не все. У меня особые обстоятельства.
– Отсутствие мозга?
– Нет, отсутствие выбора.
***
– Лала, что ты знаешь о том особняке?
Поздним вечером Сунил зашёл к старухе и застал её перебирающей мотки тёмно-синей пряжи.
– Особняке?
– Ну тот… куда ты посоветовала мне сходить, – Сунил склоняет голову, ставя на стол бутылку, завернутую в грубую холщовую ткань с большим чёрным клеймом. – Кстати, спасибо, ты очень помогла.
– Хочешь сходить туда ещё раз?
– Просто… пожалуйста, расскажи всё, что знаешь об этом месте и его обитателях.
Слышится вздох. Сунилу почему-то совсем не хочется смотреть на старуху, поэтому он ковыряет взглядом клеймо – знак хорошей фирмы, между прочим, а не какая-то там дешёвая бражка.
– Прости, я не могу тебе ответить.
Не может? Значит, и её… Наверное, тому пацану совершенно без разницы чью шею кусать – младенца или уже доживающего свой век человека. Но как-то это… разочаровывает, что ли? Ещё ведь и завербовал старушку направлять в особняк других желающих заработать… Впрочем, следовало сразу догадаться, что Лала не ответит. Но Сунил всё равно хотел зайти к ней перед уходом – просто сказать спасибо. И чтобы хоть кто-то знал, куда он сейчас направится – так, на всякий случай.
– Прикроешь меня ещё раз?
Лала не отвечает достаточно долго, чтобы Сунил решился поднять голову. И встретился с ней взглядом. Она смотрит очень внимательно, кажется, точно так же это делала мама, когда он, собираясь к берегу Ядовитого океана, лгал, что пойдёт в лес с друзьями. Но сейчас он не врёт. Да и кто эта женщина, чтобы что-то ей объяснять?
– Хорошо, только в следующий раз купи мне вишнёвой наливки… Мне больше нравятся сладкие вина в той лавке.
Сунил слегка улыбается, кивает и быстро выходит. На самом деле он не уверен, что вернётся. Вероятность успешности его задумки невысока, и если сделка сорвётся – ему придётся бежать. Но как это сделать? Он только шагнул за порог, а в тени под деревом тут же шевельнулась фигура. И ведь даже не пытается скрыться. И ещё большой вопрос, позволят ли Сунилу вообще дойти до особняка или перехватят раньше, расценив столь позднюю прогулку как попытку к бегству?
Холодный воздух снова морозит голову, не высушенные до конца волосы липнут к лицу. Сегодня он задержался перед большим зеркалом в холле, осмотрел себя внимательно – и в фас, и в профиль. И заключил, что достаточно привлекателен. Пусть тени залегли под глазами, а скулы стали казаться шире, но недаром же его считали первым красавцем на селе? И даже Анзу, дочка местного дворянина, снизошла до его ласк. Только вот здесь, в столице, парней и покрасивее хватает, да и ему самому целый год было не до того, чтобы крутить романы. И даже когда удавалось раздобыть деньги, тратил их на новую одежду, вкусную еду и книги, а ещё всё собирался выкупить у антиквара заложенный медальон.
Да и вообще, как эти городские знакомятся? Не на базаре же завязывать беседу… а всякие вольно одетые дамочки, вылезающие по вечерам на окраину, подальше от глаз стражей, никогда не вызывали у Сунила ничего кроме приступов тошноты. И даже если у них действительно нет иного способа выжить… ладно, каждый крутится, как может. Но лучше уж как-нибудь без него.
Итак, воздержание… может из-за этого ему и снится вся эта муть? Давно не касался обнажённого женского тела, вот и стало казаться привлекательным худосочное мужское?
В голове настоящая путаница из мыслей и желаний. Переходя мостовую, Сунил лишь в последний момент успевает отскочить от копыт резвой лошади, тянущей небольшую повозку. Вслед летит ругань. Хорошо, хоть хлыстом кучер не огрел – на данный момент на Суниле его последняя белая чистая рубаха и почти новый жилет. И, если честно, Сунил сам не знает, почему, но ноги несут его всё быстрее и быстрей. Он хочет увидеть того белёсого парня? Или решить проблему с деньгами? Кажется одинаково важным и это и то. Но одно является причиной для разума, а второе… для души? Или лишь плод странной силы кровососа? Типа той, что заставляет Сунила молчать?