Опираясь на локоть, Брэнт сел, повертел головой. Роуэн подхватила его за плечи, и он смог наконец глубоко вдохнуть воздух, чувствуя при этом боль в груди.
— Как мальчик? — прохрипел он.
— Вопит, хотя на нем нет ни одной царапины.
Их окружал шум голосов. Брэнт бормотал:
— Извини...
— Ты о чем?
— Я снова это сделал. Пошел на риск.
Роуэн, для которой последние пять минут длились вечность, сказала все еще дрожащим голосом:
— Я думала, что ты погибнешь на моих глазах. Полицейский спрашивает, можешь ли ты идти сам или прислать санитарную машину.
— Никаких машин, — ответил Брэнт и, поддерживаемый с одной стороны полицейским, а с другой Роуэн, поднялся на ноги. Роуэн обняла мужа за талию и еще раз внимательно оглядела: Брэнт качался, как пьяный, сквозь загар проступала бледность, рубашка была вымазана кровью.
Брэнт сделал несколько пробных шагов.
— Я думаю, все в порядке. Давай побыстрее уедем отсюда.
Но сначала ему пришлось выслушать слезную благодарность родителей мальчика, многословные извинения водителя желтого автобуса и ответить на вопросы полицейского. Затем Роуэн усадила его в машину и сама села за руль. Он рассказал ей, как добраться до виллы, и откинулся на спинку сиденья.
Автомобиль тронулся. Брэнт закрыл глаза.
Роуэн заметила:
— Ну и вид у тебя!
— Такое чувство, как будто сражался со стадом быков. Роуэн, я...
— Мы не будем обсуждать это, пока не приедем на виллу и ты не примешь горячую ванну, — прервала она его.
— Твой голос звучит, как колокольчик.
— Сиди тихо, Брэнт.
Брэнт не разбирался в женской психологии, но он знал, когда надо замолчать. Он задремал и проснулся, когда Роуэн уже подъехала к вилле. Несмотря на его протесты, она помогла ему зайти в дом и сама занесла багаж.
Вилла находилась в небольшой бухте и представляла собой белый дом с красной крышей. Рядом росли высокие деревья и стояла беседка, увитая диким виноградом. Голубые цветы обвивали балкон, выходивший на пляж. Внутри было чисто и прохладно. Роуэн сразу пошла в ванную. Брэнт включил свет. Бедро болело, головокружение еще не прошло и острая боль отдавалась во всем теле.
Но все это была такая малость по сравнению с тем, что творилось в его душе. Брэнт достал бритву, чистую одежду и услышал как Роуэн позвала его:
— Все готово, Брэнт. Я пойду посмотрю, что там на кухне с продуктами.
В ее голосе больше не слышалось испуга. Она говорила спокойно и уверенно, как с одним из членов группы.
Горячий душ немного взбодрил его, но он все же вышел из ванной комнаты намного раньше того времени, которое назначила ему Роуэн.
Брэнт надел шорты и пошел искать ее. Роуэн сидела на балконе и смотрела на море.
— Роуэн, — позвал он.
Она встала и подошла. Брэнт привлек ее к себе. Роуэн прошептала:
— Твое сердце бьется так, как будто ты бежал марафон.
— Это потому, что я страшно встревожен.
Она вскинула голову:
— Встревожен? Из-за меня?
— Из-за нас.
Он отпустил ее и опустил руки в карманы шорт.
— Ты думаешь, я бросился спасать мальчика, потому что снова хотел испытать опасность?
— Нет, Брэнт! Конечно, нет. Разве ты мог не броситься на помощь ребенку или на защиту маленького Филиппа, которого обижал отец? Это совсем другое. Я горжусь тобой. Правда, очень горжусь.
— Я боялся, что потерял тебя. За считанные минуты.
— Ну что ты! Ты спас ребенка, рискуя жизнью. Благодаря тебе, он жив и здоров.
У Брэнта сдавило горло.
— Я не думал об этом. Ты мое спасение, Роуэн. Только ты.
Роуэн редко теряла дар речи. Но сейчас она не знала, что сказать. Он добавил:
— Я хочу унести тебя в постель. Сейчас.
Она улыбнулась кокетливо:
— Ну так в чем дело?
— Ты еще желаешь меня?
— Разве может быть иначе?
— Я рассказал тебе о своем отце... Может быть, после того, что ты обо мне узнала...
— Брэнт, — сказала Роуэн, обнимая его, — конечно, я люблю тебя. Ты стал для меня тем героем, о котором я всегда мечтала. Потому что ты чуткий и ранимый человек. Я не думаю, что всегда побеждает храбрость. И теперь я знаю, что ты чувствовал эти годы.
— Я хочу сделать тебе еще одно признание, — сказал Брэнт резко. — Я понял, что единственная опасность, от которой я убегал, — близость. Я боялся подпускать кого-либо к себе. И лежа там, на траве, после пережитой реальной опасности, когда ты обнимала меня, я это понял. Не спрашивай, почему я шел к этому пониманию так долго, — некоторые люди медленно обучаются.