— Когда это случилось, мне было, кажется, лет семнадцать,— сказал я.— Это было сотни лет назад. На самом деле я был слишком маленький. Мой создатель любил меня; он не считал, что мы плохие. Он думал, мы можем питаться плохими людьми. Если бы я не умирал, он подождал бы. Он хотел, чтобы я узнал побольше, подготовился.
Я открыл глаза. Я их загипнотизировал! Они опять видели того мальчика, каким я был раньше. Я сделал это непреднамеренно.
— Какой же красивый! — сказал Бенджи.— Какой ты прекрасный, дибук.
— Маленький мужчина,— вздохнул я, чувствуя, как хрупкая иллюзия растворяется в воздухе,— отныне зови меня по имени; я не дибук. Ты, наверное, подцепил это от палестинских евреев? — Он засмеялся. Он не дрогнул, когда я растаял и превратился в чудовище.
—Тогда скажи, как тебя зовут,— попросил он. Я сказал.
— Арман,— вступила Сибил,— что нам нужно сделать? Если не шелковые платой, тогда мазь, алоэ, да, алоэ подойдет, оно вылечит твои ожоги.
Я рассмеялся, но совсем негромко, желая проявить только доброту.
— Мое алоэ — кровь, детка. Мне нужен мерзавец, человек, заслуживающий смерти. Так где мне его взять?
— И что тебе даст его кровь? — спросил Бенджи. Он сел рядом и нагнулся надо мной, словно я оказался удивительным экземпляром.— А знаешь, Арман, ты черный, как смола, ты весь из черной кожи, как те люди, которых вылавливают из трясины в Европе, блестящий, а все остальное спрятано внутри. По тебе можно мускулатуру изучать.
— Бенджи, прекрати,— сказала Сибил, борясь с неодобрением и тревогой.— Нужно придумать, как нам достать мерзавца.
— Ты серьезно? — спросил он, поднимая голову и глядя на нее с другой стороны кровати. Она стояла, сжав руки, как при молитве.— Сибил, это ерунда. Проблема в том, как потом от него избавиться.— Он посмотрел на меня.— Знаешь, как мы поступили с ее братом?
Она зажала уши руками и наклонила голову. Сколько раз я сам повторял этот жест, когда мне казалось, что поток слов и воспоминаний затопил меня с головой.
— Ты просто глянцевый, Арман,— сказал Бенджи.— Но я достану тебе мерзавца, это ерунда. Хочешь мерзавца? Давай продумаем план.— Он наклонился надо мной, как будто старался проникнуть в мои мысли. Я внезапно понял, что он рассматривает клыки.
— Бенджи, не приближайся. Сибил, убери его.
— Но что я сделал?
— Ничего,— сказала она. Она понизила голос и с отчаянием добавила: — Он хочет есть.
— Поднимите еще раз покрывало, пожалуйста,— попросил я.— Снимите его, посмотрите на меня и дайте мне заглянуть вам в глаза, станьте моим зеркалом. Я хочу увидеть, насколько все плохо.
— Х-м-м-м, Арман,— сказал Бенджи.— Похоже, ты вроде как спятил.
Сибил наклонилась и осторожными руками стянула покрывало назад и вниз, обнажая мое тело во всю длину. Я зашел в ее мысли. Все было даже хуже, чем я мог себе представить.
Глянцевый жуткий труп из трясины, точь-в-точь, как говорил Бенджи, за исключением страшно выделяющихся рыжекоричневых волос и огромных ярко-карих глаз без век, плюс белые зубы, выстроившиеся безупречными рядами между иссохшими до основания губами. На плотно натянутой морщинистой коже слезы оставили густые красные полосы.
Я резко отбросил голову набок и уткнулся в пуховую подушку. Я почувствовал, как меня окутало покрывало.
— Даже если я это выдержу, с вас хватит,— сказал я.— Я не потерплю, чтобы вы смотрели на это хотя бы еще минуту, поскольку чем дольше вы будете с этим мириться, тем больше вероятность, что вы сможете примириться с чем угодно. Нет. Так продолжаться не может.
— Все, что захочешь,— сказала Сибил. Она свернулась рядом со мной.— Если я положу тебе руку на лоб, тебе станет прохладнее? Если я поглажу твои волосы, тебе станет легче?
Я посмотрел на нее из-под полуприкрытых век.
Длинная тонкая шея составляла часть ее трепетного, изнуренного очарования. У нее была пышная, высокая грудь. За ее спиной в приятном теплом полумраке комнаты я разглядел пианино. Я представил себе, как дотрагиваются до клавишей эти длинные тонкие пальцы. В голове у меня билась «Аппассионата».
Раздался громкий стук, хруст, щелчок, а потом густо запахло дорогим табаком.
Сзади расхаживал Бенджи с черной сигареткой в зубах.
— У меня есть план,— объявил он, без усилий прочно удерживая сигарету в полуоткрытых губах.— Я спускаюсь по улице. Я и моргнуть не успеваю, как встречаю настоящего мерзавца, подонка. Я говорю ему, что остался в номере, там, в отеле, вдвоем с одним мужиком, он напился, мелет чушь, совсем спятил, а нам нужно продать кокаин, я не знаю, что делать, мне нужна помощь.
Я засмеялся, невзирая на боль.
Маленький бедуин пожал плечами и поднял ладони, попыхивая черной сигаретой, а дым окутывал его волшебным облаком
— Как думаете? Все получится. Послушай, я в людях разбираюсь. Теперь ты, Сибил, ты уйдешь с дороги и дашь мне провести этот жалкий мешок грязи, мерзавца, которого я заманю в ловушку, прямо к кровати, а здесь я пихну его в лицо, вот таге, я поставлю ему подножку, вот так, и бац! — он свалится прямо тебе в руки, Арман, ну, как тебе?
— А если пойдет не по плану? — спросил я.
— Тогда моя красавица Сибил треснет его по голове молотком.
— У меня идея получше,— сказал я,— хотя, видит Бог, ты изобрел непревзойденный, потрясающий план. Ты, конечно, скажешь ему, что кокаин разложен под покрывалом в аккуратных пластиковых пакетиках, но если он не клюнет и подойдет посмотреть, что здесь лежит на самом деле, пусть наша красавица Сибил просто откинет покрывало, а когда он увидит своими глазами, что действительно лежит в постели, он вылетит отсюда, и не подумав причинить кому-либо вред!
— Отлично! — закричала Сибил. Она захлопала в ладоши и широко раскрыла бледные просветленные глаза.
— Идеально,— согласился Бенджи.
— Но смотри не бери с собой на улицу ни единой монетки. Если бы у нас было немножко поганого белого порошка, чтобы приманить зверя.
— Но у нас есть,— сказала Сибил.— Именно столько, немножко, мы достали его из карманов моего брата— Она задумчиво посмотрела на меня невидящими глазами, перебирая детали плана в плотных кольцах своего мягкого, податливого ума.— Мы все забрали, чтобы, когда его найдут, при нем ничего не было. В Нью-Йорке многие так умирают. Конечно, тащить его было невыразимо тяжело.
— Ну да, есть у нас поганый белый порошок! — Бенджи внезапно сжал ее плечо, молниеносно исчез из поля моего зрения и мгновенно вернулся с маленьким плоским портсигаром.
— Положи сюда, я понюхаю, что там внутри,— сказал я.
Видно было, что точно они этого не знали. Бенджи щелкнул крышкой тонкой серебряной коробочки. Там, в маленьком полиэтиленовом пакете, сложенном с безупречной аккуратностью, лежал порошок с тем самым запахом, которого я ждал. Мне не требовалось класть его на язык, для которого вкус сахара показался бы точно таким же чуждым.
— Прекрасно. Только немедленно высыпи половину в водопровод, чтобы осталось совсем немного, и оставь здесь серебряный футляр, иначе найдется дурак, который убьет тебя за него.
Сибил затряслась от нескрываемого страха
— Бенджи, я пойду с тобой.
— Нет, это было бы уж совсем неразумно,— сказал я.— Он сумеет сбежать от них гораздо быстрее, чем ты.
— Как ты прав! — воскликнул Бенджи, затянувшись в последний раз, а затем раздавив сигарету в большой стеклянной пепельнице у кровати, где свернулся, поджидая нового соседа, целый десяток белых окурков.— А сколько раз я ей это твердил, выходя посреди ночи за сигаретами? Думаешь, она слушает?
Он исчез, не дожидаясь ответа. Я услышал, как из крана побежала вода. Бенджи смывал половину кокаина. Я обвел глазами комнату, отклоняясь от липкого, полного крови ангела-хранителя.
— Бывают люди, добрые от рождения,— сказал я,— люди, которые хотят помогать другим Ты из таких людей, Сибил. Пока ты жива, мне покоя не будет. Я останусь рядом. Я всегда буду охранять тебя, я отплачу тебе.
Ее узкое лицо, ее красивой формы бледные губы прорезала самая свежая, самая здоровая улыбка, словно пренебрежение и боль никогда ее не терзали.