— Ничего, как-нибудь объясню, — сказал гость, поднимаясь. — Где наша не пропадала! Спасибо вам, Маша, за теплый прием, за рассказ…
— Какой уж он теплый, — усмехнулась Маша. — Даже чаем вас не напоила.
Она проводила гостя к выходу, заперла за ним дверь и снова села к столу. Голова уже была тяжелая, клонило в сон, но расслабляться было никак нельзя. И тетради надо проверить, и к уроку подготовиться. Ее тюремное прошлое (хорошо, что не революционное настоящее) директору прогимназии известно; малейшее упущение в работе — сразу с места погонят. И как тогда?
Маша успела проверить всего несколько тетрадей, когда в дверь снова постучали условным стуком. На этот раз ошибиться было невозможно: стук был отчетливый, паузы такие, как нужно. Маша в недоумении воззрилась на дверь. Что за притча? Такого еще никогда не бывало!
Стук повторился. Делать было нечего, она пошла открывать. В прихожую вошел молодой парень в поношенном пальто, по виду — явный студент. Пристально глядя на хозяйку, спросил:
— Здесь проживает присяжный поверенный Аргунов?
— Нет, он недавно переехал… — растерянно ответила Маша.
— Жаль, наша фирма хотела бы заключить… — сказал гость заключительную фразу.
Машу охватило ощущение нереальности происходящего. Как это называют французы? Ах, да, кажется, «дежавю». Хотя, впрочем, что она так растерялась? Наверно, это товарищ из Одессы или из Питера. Просто совпадение, что он приехал в одну ночь с этим Борисом.
— Как вас звать, товарищ? — спросила она.
— Борис, — ответил приезжий. — Я к вам прямо из Женевы. Товарищи должны были вас предупредить о моем приезде. Правда, я должен был прибыть позже, но в связи с недавним покушением… Что вы так смотрите?
— Борис… Из Женевы… — прошептала Маша. — Но у меня уже был Борис из Женевы! Вот только что ушел…
Глава 4
Извозчика удалось взять только ближе к Владимирской горке — Подол, рабочий район Киева, спал, а кому вдруг приспичило передвигаться, шли пешком. Ванька вначале заломил небывалую цену — пять рублей: как видно, распознал приезжего, с которого можно содрать побольше. Однако капитан Дружинин на такую наглость не поддался. Он уже имел опыт общения с извозчичьим племенем, знал, как с ним разговаривать.
— Ты, братец, наглей, да меру знай! — заявил он извозчику. — Я тут не к любовнице, а по служебной надобности. Скажу — и даром повезешь! Спасибо скажи, что две желтеньких заплачу.
— Да я разве того? — сразу сдал вымогатель. — Я с пониманием! Два так два. Какая, говорите, улица?
Дом Скоропадского оказался солидным строением в пять этажей («А по нашим шаблонам мерить, так и все девять уместятся» — подумал капитан). Дверь, как и полагалось, оказалась запертой, но здесь, в отличие от домишки Маши Кравцовой, уже имелся электрический звонок, который ночной гость тут же надавил. Спустя некоторое время в двери образовалась щель, образуемая цепочкой, и сердитый голос швейцара произнес:
— Чего надо? Ночь на дворе, никого не пускаем!
Здесь Дружинин применил ту же тактику, что и с извозчиком.
— Ты чего это язык распускаешь? — тихо, но с угрозой в голосе произнес он. — Как разговариваешь? Я из Охранного отделения, капитан Половцев! А ну, открывай немедленно!
В прошлой экспедиции, в середине XIX века, подобная фраза, сказанная начальственным тоном, звучала как «Сезам, откройся!» в устах сказочного Аладдина. Однако пятьдесят с лишним лет прошли не напрасно и сильно понизили авторитет начальства — в чем «капитану Половцеву» пришлось убедиться.
— Я сию же минуту открою, господин капитан, — ответили ему из-за двери. — Вы только жетон ваш покажите или документ какой. А то ведь по ночному времени всякие люди ходят, вы поймите.
Жетона у Дружинина не было, документами участники расследования тоже не успели обзавестись. Однако отступать он не собирался.
— Я тебе сейчас покажу документ! — тихо сказал он в дверную щель, придав голосу возможно больше ярости. — Я сейчас вернусь со своими агентами, и мы разнесем твою дверь в мелкую щепу. Мы тут преступление против государства расследуем, а ты нам палки в колеса суешь, тварь болотная, вошь тифозная! Да я тебя…