- Дочка, - соврал Викентий.
Через какое-то время Миша вдруг сказал:
- Я ведь, дядя Вика, понял. Тебя дочка из дома выжила. Так? Привела, небось, мужа, дитё родилось. И ты им там мешать стал. Площадь стал занимать. Так ведь?
Викентий оживился.
- Да, пожалуй, так, - сказал он.
Взяли Викентия разнорабочим. Таскал он песок, месил цемент. Сначала всё болело. Потом не то что втянулся, а как-то тупо работу делал, механически. Тело уже не отзывалось.
Быт был, хоть и по-спартански, но обустроен.
Была прачечная. Была столовая. Был медблок. Была баня. Сначала, когда приехали, душ был летний. Только приехали, стали размещаться, кто-то из молодёжи весело стал расспрашивать:
- А что, да как? Что есть? Помыться есть где? А-то у нас дядя Вика уже вон на бомжа стал похож.
Все посмеялись, а завхоз местный засуетился:
- Конечно, есть.
Бомж Викентий тогда помылся со всеми и перестал быть похожим на бомжа.
Через две трудовых недели кто-то сказал:
- Сегодня зарплату будут выдавать.
- И мне? - удивился Викентий. Он уже забыл, что людей за работу не только кормят, но и финансово вознаграждают.
Миша посмотрел на дядю Вику:
- А ты как подписывал? На карту или наличными получать? Мне на карточку переводят. Мне так проще. Мои сразу снимают, сколько им надо. Мне-то здесь зачем?
- Нет, - уверенно ответил Викентий. - Я наличкой.
А сам задумался. Он же вместо кого-то здесь обретается. А вдруг этот кто-то просил деньги на карточку переводить? Во, обидно будет, Викентий вкалывает, а кому-то деньги придут. Но пошёл в бытовку. Там сидел мужик, который Викентия на перроне встретил. Кстати, мужик хороший оказался. Это был их мастер, Олег Савельевич. Олег Савельевич посмотрел ведомость.
- Дядя Вика, где ты у меня? Как тебя полностью зовут.
- Викентий Аристархович. Щеглов.
Мастер просмотрел список раз, другой. Снизу вверх и сверху вниз. Не нашёл. Стал ещё раз пересматривать.
Викентий понял, что сейчас выяснят, что он здесь чужой. Хорошо если выгонят. А-то сдадут в органы. А куда здесь гнать? Кругом тайга.
- Вот, - вдруг радостно воскликнул Олег Савельевич. - Вот сейчас в школе учат. - Вдруг пустился он в лирические рассуждения. - Дед у меня учился в школе, ещё чернильницы-непроливашки были. Пером учился писать. Так знаешь, какой у него почерк был до самой смерти? Мы всей улицей ходили смотреть, как он писал. А сейчас, дал девочке ведомость заполнить. Заполнила как курица лапой. Хуже, писала как врач. Ни черта не поймёшь. Но я нашёл!
Гордо закончил он.
- Вот смотри. Разве это Щеглов Викентий Аристархович? Всё что угодно, только не Щеглов.
Викентий посмотрел:
- Да. Прочесть трудно.
Действительно, написано было коряво.
- Скорее Изотов. И плохо понятно. Вроде как Виктор Арек..., Александрович. Чёрт те что.
- А я что говорю? Изотов или Идилов. Иди, дядя Вика, получай деньги. Щеглов! - крикнул он девушке-кассирше. - Сорок седьмой в ведомости.
С первой получки пошёл Викентий в магазинчик. Магазин был не стационарный, что-то вроде автолавки советских времён. Но, Викентий там себе купил мыло. Он до этого мылся общественным куском хозяйственного мыла. Ещё купил одеколон, недорогой, зубную щётку купил и зубной порошок, мятный. Собрался в баню. И тут вспомнил про кроссовки, ну те, прожжённые. Он их как из бункера достал, так и не надевал ещё. Решил, что их тоже надо слегка освежить и зубным порошком почистить. Чтобы белее были.
Полез в сумку за кроссовками, а там яблоки в пакете. Так и лежат, и не испортились.
"О!- обрадовался Викентий. - После бани и яблочка съем".
Он пошёл, намылся, зубы начистил порошком, потом порошок брал на тряпочку и кроссовки начистил.
Вернулся к вагончику, где они жили вчетвером.
- Дядя Вика, - восхитился Миша. - Ты прям жених. И кроссовки у тебя какие белоснежные. А что за дырка?
- Да, на даче с друзьями шашлыки жарил, и вот с мангала искра упала, прожгла.
Викентий в душе как-то вырос. У него где-то были друзья, и дача была. В жизни-то никогда дачи не было. Жена хотела, а он нет. Там же работать надо.
И Викентий полез в вагончик за яблоком. Но, остановился за дверью, прислушался.
Миша товарищам сказал:
- Вот мужик. Дочь его из дома выперла. А он ей всё оставил: квартиру, дачу. А сам сюда подался. Человек.
Последнее слово Миша сказал с каким-то особым ударением и уважением.