Кто-то цокнул языком.
— Скажи пожалуйста! Все знакомые имена, как же…
— Тогда немцы не успели напасть врасплох, — предупредил вопрос Штепанек. — Успели приготовиться к обороне не только поляки и литовцы, но и русские дальних местностей.
— А чехи? Ян уверял, что они тоже были.
Штепанек поморщился и потер руки.
— Они были, да. Но небольшой отряд. И притом — он был наемным, этот отряд.
— Наемным? Продажные шкуры!
— Продажные?! — вспыхнул Ян: он обиделся за своего пращура. — Тогда князья торговали теми, кто у них был под властью, отдавали их внаем, да и некуда было деваться, нечем было жить бедному человеку. Поневоле продавали свою силу и кровь в наемные дружины. Там, по крайней мере, жизнь была вольная.
— Хороша воля… — пробормотал тот же голос. — А в Чехии что тогда было?
— В Чехии в то время царствовал король Вацлав IV, — ответил Штепанек. — Он был в то же время императором Германии.
— Немец, значит!
— Люксембуржец. Из Люксембурга родом.
Был очень культурный король, поддерживал Гуса[1] и гуситов.
— Поддерживал? Почему же народное восстание было?.. Одиннадцать лет народ против господ бился, пока его не задавили… О Яне Жижке и Прокопе Голом по сию пору песни поют.
— Восстание после его смерти началось. Он в 1419-м умер, — не очень уверенно сказал обер-ефрейтор.
И тотчас его перебил голос:
— Если был королем и императором, значит держал господскую и немецкую руку, ясно. Поддерживал Гуса, вы говорите? Но Гуса в 1415-м сожгли, я твердо помню, в школе учили, — значит, при нем же! По-господски это, может быть, и значит «поддержка». Франция так нас и «поддержала», когда немцы напали на Чехословакию. Вы лучше не защищайте Вацлава этого, товарищ Штепанек: давайте останемся при Жижке и вашем тезке Прокопе. Вот это наши!
— А если наши, — вспомнил свою обиду Ян, — то как у тебя язык повернулся сказать о продажных шкурах? Мог быть продажной шкурой Ян Жижка? А он был в том отряде, при Танненберге.
— Жижка был?
— Был. Вместе с моим пращуром, в одном ряду. По их тогдашней боевой дружбе у нас в семье всех старших сыновей крестят Янами. Всю битву они были вместе. И когда убивали великого магистра — гроссмейстера, они рядом стояли. Я же все это знаю. Ведь сколько раз и дед и отец рассказывали.
— Может быть, ты и нам сейчас расскажешь? — сказал обер-ефрейтор. — Еще лучше, интереснее будет. Я ведь только по книгам знаю.
Ян смутился. Похоже, что Штепанек обиделся: и в самом деле, его на каждом слове перебивали. И насчет Вацлава получилось обидно. Но Штепанек хороший парень, а сегодня особенно нельзя допустить, чтобы у него была на сердце обида: сегодня больше чем когда-либо надо, чтобы все были вместе, дружно. Он ответил очень искренне:
— Нет, рассказывайте. Я не сумею так, чтобы все приходилось к месту. Если что-нибудь интересное, чего в книгах нет, я добавлю, если позволите. Я буду, так сказать, подпевать. А больше мы никому не позволим: это я беру на себя. Вы остановились на том, что ополчение собралось на Висле.
Обер-ефрейтор кивнул подтверждающе и снова начал рассказ.
IV
— Пятого июля войска Ягайло и Витовта выступили в поход и через пять дней подошли к переправе через реку Древицу. Но на том берегу уже стояли немцы, и Ягайло побоялся переправляться прямо им в лоб. Он решил обойти Древицу с востока и двинул войска на Дзялдово. Он трусил еще больше, чем раньше, и даже предложил гроссмейстеру вступить в переговоры.
— Вот… куриная душа!
— Но гроссмейстер, видя, что противник трусит, отказался. Он переправил свои войска и огромный свой обоз на левый берег Древицы и погнался за Ягайло форсированными маршами, рассчитывая раньше противника поспеть к занятой орденцами сильной крепости Домбровне, перекрещенной по-немецки в Гильгенбург, неподалеку от Дзялдова, и отрезать путь славянскому войску. Но русские и литовцы взяли крепость раньше, чем гроссмейстер подоспел на выручку, и продвинулись дальше, к озеру Лаубен. Это в Восточной Пруссии нынешней. Однако через день орденские нагнали их и остановились километрах в трех от союзного лагеря, заняв деревни Танненберг и Грюнвальд и холмы, командовавшие над окружающей местностью. А наутро…
1
Ян Гус (1369–1415) — знаменитый чешский реформатор, профессор Пражского университета, сожженный на костре в Констанце за свои убеждения, по приговору католического собора, заседавшего в этом городе. Заклятый враг католического мракобесия, Гус своей литературной и пропагандистско-проповеднической деятельностью в огромной мере способствовал укреплению культурной самобытности чешского народа, подъему его политического и культурного сознания. Им положено качало широкого национального массового социального движения, первым блестящим выражением которого явились так называемые гуситские войны (1420–1431) под руководством народных вождей Яна Жижки и Прокопа Голого.