— Как же вам удалось перенести меня сюда? — спросил Пол. — Последнее, что я слышал перед камерой забвения — даже гиперперенос за пределы колонии Альфа займет ужасно много времени. А тут все свершилось за какие-то минуты — ни ногти не успели отрасти, ни волосы.
Бард наморщил лоб, соображая, потом сказал:
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Неужели наше колдовство сильнее развито?
— Я так понимаю, мы находимся за пределами космической Конфедерации? — спросил Пол.
— Никогда не слышал о такой.
— Выходит, терранианская полиция сюда добраться не может?
— О чем вообще ты говоришь? Что за полиция? Внутри границ королевства существует один-единственный закон — воля нашего регента. Он — мой отец, а мой младший брат — король этого края. Но почему ты интересуешься этим? Ты что, спасаешься от правосудия? Тебя приговорили к смерти?
— Ну, я и в беглецах довольно пробыл. Еще до того, как мне исполнилось восемнадцать, меня дважды приговаривали к реабилитации. В последний раз я оказался под стражей… — Тут он подумал, что не стоит рассказывать о камере забвения. Они, вероятно, не слыхали ни о чем подобном, зачем им подбрасывать эту идею?
— В твоей стране сидеть в темнице считается лучше, чем быть приговоренным к смерти или изгнанию?
Пол кивнул.
— Так ты узник? Значит, я вызволил тебя из узилища? Тогда ты должен верно служить мне.
— Ну, это спорный вопрос, — заявил Харел. — Мы обсудим его позже. Как вам удалось перетащить меня сюда?
Однако объяснения — звездный камень, круг колдунов — не имели для Пола никакого смысла. Впрочем, как и описание камеры забвения для Волка. Сколько ни описывай, сколько ни рассказывай, они не поймут друг друга, но если Барду и не надо знать про эту проклятую камеру, то ему, Полу, жизненно необходимо понять про это чертово колдовство. Всерьез он, что ли? Глядя на двойника, невольно придешь к выводу, что всерьез. Пол никогда не слышал ни о чем подобном — выходит, правительство умеет надежно хранить тайны.
Тут он обеими руками взялся за голову. Несколько минут посидел молча, не двигаясь. При чем тут правительство, если здесь, в этом забытом Богом уголке, даже слыхом не слыхивали о терранианской полиции? Только бы не свихнуться! Только сохранить рассудок — это главное. Так, когда он очнулся, страшно болела голова, буквально разламывалась, и все равно он сумел высмотреть в комнате странные фигуры, склонившиеся над какими-то светящимися камнями. Прозрачные они были или нет? Да, прозрачные, источающие голубоватое сияние… В них смотрели люди. Кстати, где они?
— Где те… э-э… колдуны, которые перенесли меня сюда? — спросил он.
Бард помрачнел:
— Они уже не проболтаются о том, что случилось.
У Харела вытянулось лицо. Ну, дела… Понятно, что Волк имел в виду. Да, серьезные ребята, и дело замыслили серьезное. Своих не пощадили. С этими надо держать ухо востро…
— Как у вас говорится, сыграли в ящик. Исключая моего отца. Он встретится с тобой позже. Он еще отдыхает… Ночная работа ему уже не по силам. Стареет отец, стареет…
Тут перед умственным взором Пола поплыли картинки: три могилы, подмерзшая земля, две фигуры, торопливо работающие заступами, лунный сиренево-серебристый — бывает же! — свет. Его прошиб озноб. Здесь, оказывается, тоже нет места покорным обывателям. Здесь тоже кто смел, тот и съел. Это уже кое-что, такая страна ему нравится. Это ему по зубам. Такой мир Харел искал всю жизнь. Здесь люди играют по правилам, которые ему по душе. Ясно, что когда этот Бард потребовал от него верной службы, то это был знак, что наступит момент, когда он попытается сломать его. Только пусть не рассчитывает, что его легко испугать. «Если кто-то и боится этого страшного Волка, то только не я!»
Скорее всего, они перенесли его сюда нелегально, иначе они бы не убили свидетелей, так что у него есть кое-что и против отца и против сыночка.
— Я не думаю, что ты доставил меня сюда из любви к науке, — заметил Пол. — В этом случае ты бы залез на крышу и растрезвонил об этом на всю округу. Вместо этого ты прячешь меня, устраняешь свидетелей.
Бард смутился:
— Ты читаешь мои мысли?
— Некоторые — да, — ответил Пол и про себя добавил: к сожалению, не так много, как хотелось бы. Однако важно выбить Барда из равновесия. Понятно, что Волк — человек решительный, к цели идет напролом, играет по-крупному, поэтому в борьбе против него важен был любой, даже самый мелкий козыришко. Тузы следует пока приберечь. Они у него есть. Если Бард и его отец пошли на такое неслыханное дело, если не пощадили рядовых исполнителей — значит, Пол им нужен. Очень нужен… Главное, поскорее узнать для чего. Думается, они тоже своих целей скрывать не будут. Как говорится, время дорого. Но об этом пока молчок. Рот на замок, ушки на макушку. Вот так… И наглее, наглее!.. Не впервой…
— Так, что вы от меня хотите? — после долгого напряженного молчания спросил Харел. — Учтите, за всю жизнь я не заработал ни единой медали за хорошее поведение. Как ты, не знаю. — Он развел руками. — Может, ты у нас паинька, воплощение добродетелей…
Бард весело оскалился. Пол замер — подобная гримаса многое ему напомнила, и в первую очередь то последнее сражение с полицейскими, когда вдруг ему стало на все наплевать. Дерзость, сила распирали его… Он тоже тогда так ухмылялся…
Между тем ди Астуриен выговорил:
— Да уж, паинька. В семнадцать лет меня объявили вне закона, и с той поры я долго служил в наемниках. Ты знаешь, что такое наемник? Нет? Еще узнаешь… В этом году я вернулся на родину и помогаю отцу укреплять трон Астуриаса, на котором сейчас восседает мой брат.
— А почему не для себя?
— Дьявольщина, как ты говоришь, — я не могу. И не желаю. На свете много разных занятий, но меньше всего я бы хотел сутками заседать в государственном совете с седобородыми господами, придумывать законы, ломать голову, как достать средства на починку дорог, где устроить постоялые дворы для купцов, и решать, должны ли сестры из Ордена Меча дежурить на наблюдательных вышках, на которых разжигают костры, вместе с мужиками.
Пол прикинул: в этом случае королю действительно приходится несладко, ему не выбраться из трясины повседневных дел.
— Ты — младший сын? — спросил он. — А старший занимает престол?
— Нет, как раз наоборот, но здесь существует свое объяснение. Мой младший брат — законный сын. Я — недестро… это, конечно, выше, чем незаконнорожденный, но все равно мне нет смысла даже задумываться о короне.
— Ясно, родился не на той кровати…
Бард недоуменно глянул на чужака, потом, когда до него дошел смысл, рассмеялся:
— Можно и так сказать. Я не обижаюсь на старика, он воспитал меня в своем доме, поддержал, когда я повздорил с прежним королем. Теперь по распоряжению брата я назначен главнокомандующим вооруженными силами королевства.
— Ну, в конце концов, что же вы хотите от меня? — потребовал Пол. — И чего ради я должен стараться?
— Ради свободы, — ответил Бард. — Если ты в той же мере, как и внешне, и внутренне похож на меня, это очень многое решит. И тебе будет хорошо. Ты будешь иметь все, что пожелаешь. Ну что, например?.. Женщины? Пожалуйста. Если мы с тобой одно и то же, то, значит, и ты бабник будь здоров. Богатство, если, конечно, ты не слишком жаден. Приключения? У нас их до черта. Может, у тебя когда-нибудь появится шанс стать регентом. В любом случае это будет получше жизни, которую ты вел в тюрьме. Разве этого мало для начала?
Звучало заманчиво, но все равно не следует терять бдительности. В конце концов они же притащили в свою страну не первого попавшегося «узника Зенды» — нет, они долго отыскивали его, им нужен был именно двойник.
Он уловил мысль, рожденную сознанием Барда, которая очень взволновала его. В любом случае этот мир, куда Пол, черт побери, попал, был непрост и жесток, здесь легко лишиться головы, но все же это было лучше, чем та мягкая, разжеванная кашица, которой кормили так называемых граждан на его родине, где высшим долгом и радостью являлось стремление подчиняться, быть таким, как все; где мигом подрезали любого, посмевшего выбиться из ряда.