У него стало тревожно на душе. Пол никогда не задумывался над мотивами, стремлениями, ему было все равно, почему он поступал так, а не иначе. Он брал, что хотел, и что хотел, то брал. Все просто и понятно — в случае сопротивления перешибал силой столь же незамысловатые желания других людей. Теперь же, встретив Мелисендру, он начал по-новому оценивать прежнюю жизнь — шальную и в общем-то бездумную…
Непрошеные мысли стали являться и по ночам. На этот раз он тоже долго не мог заснуть — лежал, положив голову на руки, размышлял о будущем. Что, например, произойдет, когда Бард догадается, что у него, Пола, с Мелисендрой нечто большее, чем интрижка? Что он постоянно жаждет ее и не мыслит своей жизни без этой женщины? Если они с Бардом одного поля ягоды — точнее, одна и та же ягода, почему же он после первой же ночи не пресытился Мелисендрой? Почему в этом они различаются? Ведь вкусы и пристрастия у них должны быть совершенно одинаковыми…
«У меня нет никакого чувства вины перед Мелисендрой, ни капельки… И угрызений совести нет… Мелисендра стала так желанна… места себе найти не могу…»
Пол чуть не рассмеялся — интересно, Бард хотя бы когда-нибудь и перед кем-нибудь чувствовал себя виноватым? Его двойник изначально был свободен от всяких переживаний по этому поводу, даже сожаление промелькивало как дуновение ветерка, изредка, остужающе, не более того… А чувство вины — этого в принципе не могло быть. Нервы у них, у мужиков, крепкие, и опыта хватало: только дай слабинку, распусти нюни, тут уж недалеко и до искупления грехов, сострадания. Это к лицу монахам… Разве не так? Ох, не знаю, вздыхал Пол. Спать, внушал он себе, однако веки никак не смеживались. Неясность в душе гнала сон, тревожила, бередила.
Однако в любом случае эти переживания лучше, чем пребывание в камере забвения. Успокоив себя этой мыслью, сразу заснул.
Утро выдалось хмурое, ненастное. Дождь усилился, и в первый момент, услышав команду о выступлении, Харел несколько удивился, потом, пораскинув умишком, признал, что в таком климате ждать хорошей погоды бессмысленно. Можно век не сдвинуться с места… Опять по обеим сторонам проселка потянулись пастбища, попадались пастухи верхом на странных зверях, а уж скот и в дурном сне привидеться не мог. Бард назвал этих животных рогатыми кроликами. Ладно, черт с ними, с этими грызунами — только трудно было понять, что же в них было кроличьего!.. Подворья были расположены в отдалении друг от друга, на многих хозяйничали женщины, изможденные и мрачные донельзя. Все они были одеты в широкие клетчатые плащи, смотрели исподлобья, слова от них не дождешься… Жуть, а не страна, подумал Пол и глумливо добавил — правда, с орошением у них дело налажено. Воды хватает… Слава Богу, что он не стал крестьянином. Из той малости, что узнал Пол, крестьян постоянно донимали то засуха, то половодье.
Вскоре передовой отряд добрался до озера, по морщинистой, поливаемой дождем поверхности его были разбросаны лодки, с которых рыбаки забрасывали сети. Самая рыбалка — в дождь, подумал Пол, Бог им в помощь…
Около полудня — дни на Дарковере были длиннее, и Харел лишь по солнцу мог определить, что это — утро или вечер? — был устроен привал. Раздали сухой паек — кусочек грубого хлеба с изюмом или какими-то неизвестными ему сухофруктами, добрый пласт мягкого сыра, горсть неочищенных орехов, а также чарку подкисшего, но бодрящего вина, которое сразу подняло дух солдат.
Пол не успел дожевать обед, как его срочно вызвали к Барду. Собираясь, Пол ощутил на себе неласковые взгляды, слух тоже пока не изменял ему — он не мог не слышать колкие замечания по поводу нового любимчика. Он решил поговорить с Бардом по этому поводу. Как только представится удобный случай… От завистников можно ждать любого подвоха… Едва Пол завел разговор об этом, Бард сразу откликнулся:
— Знаешь, почему меня прозвали Киллгардским Волком? — Он поиграл бровями, потом ответил: — Потому что я всегда поступаю наперекор ожиданиям противника. Поэтому не многие отваживаются вступить в схватку со мной.
Далее сообщил, что прибыл гонец с известием, что армия Серраиса уже совсем близко. Когда прояснится, в небо будут выпущены сторожевые птицы, с их помощью можно узнать все подробности о вражеском войске — численность, состав, позиции, наличие вооружения и припасов.
— Дело в том, — продолжил Бард, — что в нашем распоряжении есть юный ларанцу, одаренный ясновидением. В связи с этим возникла идея — ударить по врагу еще до того, как кончится дождь. Руйвен, — приказал он одному из своих адъютантов, — немедленно доставь сюда Рори Ланарта. Если он ест, то пусть заканчивает поскорее. — Затем он повернулся к Полу: — Голодный ларанцу — не ларанцу.
Когда юный маг подъехал к главнокомандующему, Пол поразился — что же это за колдун? Так, колдунишка какой-то… Малому было не более двенадцати. Совсем детей берут в армию, вздохнул он. Хороши нравы! Тут его пронзила мысль об Эрленде — к нему он уже относился как к родному — у того на груди тоже болтается этот проклятый звездный камень. Неужели и этого рыжего мальчонку ждет подобная участь? Между тем Рори, окаменев лицом, уже вглядывался в свой кристалл. То, что открывалось его глазам, он сообщал бесцветным, тусклым голосом.
«Неужели Мелисендре по нраву, чтобы ее сын вот так в дождь изучал окрестности? В таком случае Бард не более чем варвар в диком краю. Он и я, выходит, далеко не одно и то же. Вся эта местная простота не для меня. Помилуй Бог, есть же вещи, с которыми нельзя мириться…»
Он бросил взгляд в сторону Барда — тот, оказывается, внимательно смотрел на двойника. Пол насторожился, ожидая какого-то знака или, может, неудовольствия, которое невольно бы отразилось на лице Волка, если бы он прочел его мысли. Однако тот буркнул:
— Закончил обед? Ладно, дожуешь на ходу — я тоже взял с собой горсть орехов. Прикажи выступать в прежнем походном порядке. Рори, — обратился он к мальчику, — поскачешь со мной в голове колонны. Ты мне понадобишься, Пол, подержишь его лошадь, когда тот погрузится в транс.
Примерно около часа войско продвигалось вперед, пока авангард не достиг подножия холма. Здесь колонну остановили, а Бард въехал на вершину. Он молча указал на восток — в той стороне, куда убегал вконец размокший проселок, стояли войска и были различимы стяги, чуть колышущиеся над головами воинов. Зеленые с золотом — цвета Риденоу из Серраиса. Их дружины были расположены за нешироким ручейком, тыл прикрывал редкий лесок, по опушкам и под сенью деревьев все заросло колючником. Встревоженные птицы неожиданно, разом, вспорхнули над кронами. Тут до Пола долетели обрывки мыслей Киллгардского Волка…
«Значит, провалилось; незамеченными подкрасться не удалось. Они уже выстроились в боевую линию. Наверное, их лерони вовремя учуяли наше приближение. Конечно, у них есть лерони… Должны быть…»
Помощники Барда, посыльные, адъютанты поскакали вдоль колонны с приказом каждому отряду занять место для атаки согласно диспозиции, которую Бард нарочито открыто обсудил с Полом. Подобная милость, которой военачальник одаривал выскочку-чужака, опять же пришлась солдатам не по вкусу. Они, конечно, не могли знать, в чем причина такого доверия к новичку, однако чувствовали, что здесь что-то не так. Пол был уверен, что наступит день, когда подобное покровительство приведет к открытому взрыву. Он удивлялся Барду — зачем ему склоки в своем штабе, однако тот был невозмутим и по-прежнему оказывал Полу знаки внимания. Может, он заранее проверял своих подчиненных — в преддверии неизбежного разделения армии — и подбирал людей, с которыми придется иметь дело Полу, когда пробьет его час выступить в личине главнокомандующего. Когда это случится, больше не будет ни пересудов, ни завистливых и злобных взглядов, тем более открыто высказываемых признаков недовольства.
«Ладно, поживем — увидим», — решил Пол.