Бард повернулся на голос и, ткнув в ту сторону пальцем, спросил:
— Кто это сказал? Выйди-ка сюда… — Когда никто не откликнулся, Бард продолжил: — Только не надо про обычаи. Вы имеете право взять их оружие, не более того. Так что не лезьте к женщинам. Тем более к военнопленным… Повторяю еще раз. — Он указал жестом на кучку одетых в алое меченосиц. — Любой, кто посягнет на честь давшей обет верности Ордену, кто посмеет прикоснуться к меченосице, сражавшейся за свободу Астуриаса и достоинство короля Аларика, будет кастрирован и потом повешен.
Однако женщина, явившаяся в штаб, вновь повалилась в ноги Барду.
— Неужели эти негодяи, — она указала на двух пьяных солдат, — которые издевались над нашими сестрами, не понесут заслуженного наказания?
Бард отрицательно мотнул головой:
— Я остановил безобразие. Мои люди действовали по неведению. Наказаны они не будут. Но если еще кто-нибудь прикоснется к пленным, с ним поступят, как того требует приказ. Что сделано, то сделано. Я не намерен предоставлять те же права женщинам, которые сражались против меня. Враг есть враг, что в противном случае подумают обо мне в армии? Что я из ума выжил? Если ваш Орден желает принести клятву на верность союзу с Астуриасом, это правило будет распространяться на всех наемниц. В противном случае — нет!.. Хотя, — тут он на мгновение примолк, потом, обращаясь к солдатам (их уже собралась толпа), добавил: — Чтобы в этом деле была полная ясность, приказываю — всякий, кто причинит вред пленному или пленной; всякий, кто преступит в обращении с ними установившийся обычай, будет выпорот и лишен платы за три месяца. Ясно? — гаркнул он и недовольно поморщился, заметив, что меченосица решила протестовать. — Хватит, я сказал. Хватит распрей. Занимайтесь своими делами, солдаты. Сегодня был трудный день, храбрецы! Хвалю!..
Вернувшись в штаб, Пол обнаружил, что офицеры уже порядочно набрались и, заметив возвращение главнокомандующего, собрались расходиться по своим частям. Рыжеволосая девица, формами напоминавшая Мелисендру, сунула ему в руку кубок:
— Выпейте, господин, перед уходом.
Пол поднял голову, долго смотрел на нее, потом обнял за талию и осушил кубок. Ее игривая улыбка была знаком, что подобное ухаживание ей по вкусу. Тогда мужчина крепко обнял ее, придвинул поближе. В то же мгновение тяжелая рука легла ему на плечо, он услышал голос Барда:
— Оставь ее, Пол. Она моя…
Пол мысленно выругался про себя, хотя переживать не было смысла — в глубине души он догадывался, что именно так все обернется. Во время этой кампании он убедился, что в отношении женщин у них с Бардом вкусы одинаковые. Это вполне объяснимо — ведь их душевный склад был очень схож, поэтому в женщинах они искали одно и то же. Уже не в первый раз их взоры обращались на одну и ту же красотку из следовавших за армией. И в захваченных городах их порой тянуло к одной и той же бабенке. Но теперь впервые дело дошло до прямого столкновения. Пол с нарастающей яростью подумал, что за сегодняшнее дело, за то, что он возглавил захлебнувшуюся было атаку, он вправе получить хоть какую-нибудь награду. Он намеренно не убрал руку с талии крестьянки. На этот раз он ее не отдаст, черт всех побери!
— У-у, дьявол! — рыкнул Бард.
Ясно было, что главнокомандующий изрядно пьян. Пол огляделся — в комнате они остались втроем, офицеры уже успели покинуть дом, предназначенный для господина генерала. Тогда он коснулся подбородка девицы, приподнял его и спросил:
— Ну, милашка, с кем из нас ты бы хотела остаться?
С хитренькой улыбочкой она посмотрела сначала на одного, потом на другого. Она тоже была достаточно пьяна, от нее уже ощутимо попахивало. То ли по этой причине, то ли потому, что она обладала каким-то лараном, девица, хихикнув, ответила:
— Как же я могу выбрать, когда вы так похожи. Просто двойняшки… Уж не близнецы вы, случаем? Что же делать бедной девушке — предпочту одного, другой останется не у дел.
— Вот и не надо, — ответил Пол. Он еще раз глотнул вина и подумал, что оно намного крепче, чем ему показалось сначала. В голове у него уже ощутимо шумело. — Вот и не надо тешиться с одним, оставляя другого в дураках, не так ли, братец?
До того дня он никогда не употреблял подобного обращения. Если Бард еще немного соображает, то ему плохо придется… Выручила его девица. Она опять коротко хихикнула и спросила:
— Как же нам быть?
Пол уже так сильно нагрузился, что желание полностью овладело им. Между тем Бард нетвердой рукой подбросил монету. В этом не было ничего удивительного — подобный способ решения он встречал на самых разных планетах. Он кивнул — и в следующее мгновение у него перед глазами возникла странная, неясная картина. Некий дикий танец тел — Барда и девицы, его собственной плоти и той девицы. Первым, обнажившись, улегся Бард и водрузил женщину на себя. С удивлением Пол увидел, что сам прижался к ней сзади. Но все это виделось как бы издалека, расплывчато… Его руки оглаживали ее спину, коснулись рыжеватых волос, опустились, дотронувшись до груди. Она тут же повернула к нему голову и жадно поцеловала его. Потом громко охнула, когда Бард вошел в нее. Одной рукой она поглаживала Барда, другой нащупала мужскую силу Пола и легонько приласкала ее. Далее все было смутно… Пол на мгновение обнаружил, что держит их в своих объятиях. Между ними ничего не осталось запретного, в следующую секунду он вдруг увидел свое лицо и испытал, что именно он — Бард. Теперь все их три тела слились, заколыхались в жутком танце. Женская плоть оказалась только поводом слиться им воедино. Это было странное, магическое ощущение. Он не мог сказать, как долго это продолжалось и кто какую роль теперь исполнял. Тяжкий давящий сон обрушился на него. Он погрузился в темноту.
Проснувшись, Пол обнаружил, что один в постели. Девица сбежала — вот и хорошо, он бы при свете дня и глянуть на нее не посмел. Она ни в чем не виновата, она была только поводом, чтобы ощутить слиянность и вечное противоборство, которое ожидает его в общении со своим двойником. Сквозь боль похмелья проступило сожаление — лучше им было бы держаться поодаль друг от друга… С трудом он встал с постели, сполоснул лицо ледяной водой из бадьи. Скулы сводило от зевоты. В эту минуту в комнату вошел Бард, на удивление свежий, уже в мундире…
— Мой ординарец раздобыл где-то кувшин жако. Если твоя голова устроена подобно моей, то, должно быть, она раскалывается от боли. На, выпей. — Он отлил содержимое кувшина в кружку и протянул Полу.
Напиток был темен, вкусом напоминал горький, без сахара, шоколад, однако действовал не хуже черного кофе. В голове быстро утих раздражающий бой скопища молоточков, зрение прояснилось.
— Я хотел поговорить с тобой, Паоло. Ты вчера держался молодцом. Эти гарпии, атакующие с неба, — что-то новенькое, наши лерони не были к ним готовы. И все было так реально! А ты, как утверждаешь, ничего не видел.
— Я и сейчас утверждаю то же самое. Все, что мне мерещилось, я воспринимал твоими глазами.
— Значит, ты невосприимчив к такого рода иллюзиям. Думаю, мне стоит поделиться этой новостью с мастером Гаретом. Правда, конфиденциально… Может, он способен объяснить эту странность. Это очень важное качество. Помимо всего, это преимущество действительно открывает тебе двери к самостоятельному командованию. Этот день придет, и довольно скоро. Люди пойдут за тобой в бой, я вчера имел удовольствие в этом убедиться. Только остерегайся лерони, будь с ними осторожен, не болтай лишнего. Они что-то учуяли насчет тебя. — Бард рассмеялся. Смех у него был отрывистый, лающий. — От этого проклятого варзиловского договора есть польза. Если все дело в том, чтобы сражаться без использования колдовских уловок, у нас появляется важное преимущество. В поле на мечах мы сокрушим любого противника.
— Я так понимаю, вы с мастером Гаретом друзья. Ты как-то зависишь от него?
— Зависеть не завишу, скорее наоборот, но жизнь нас накрепко связала. Он знает меня — и моих сводных братьев — вот с такого возраста. — Бард поднял руку на метр от пола. — Я был бы рад отпустить его со службы — отправил бы доживать век в какую-нибудь Башню. В покое… Денег бы не пожалел… М-да, когда мы окончательно замирим Серраис, я буду настаивать, чтобы Аларик присоединился к договору. При условии согласия всех соседей. Мне не доставляет удовольствия, когда на головы наших подданных начинает литься клингфайр или, что еще хуже, когда над деревнями пускают ядовитый туман, от которого у людей разжижается кровь… Они дохнут как мухи… В тех областях, я слышал, повитухи начинают при родах таких ублюдков принимать, что только диву даешься. Младенцы рождаются без рук, без ног, слепые, с волчьими пастями, с выпирающим из кожи позвоночником. Подобное у нас почти никогда не встречалось — ну, раз-два в год, а там это дюжинами, на каждом шагу. Хуже всего то, что в тех местах до сих пор появляться небезопасно. Я подозреваю, что земля там отравлена на годы вперед, может быть, на два поколения. Действительно, вокруг слишком много колдовства!