— Что тут происходит? — спросил вбежавший дедушка,
— Да вот… — показал я на кота.
— Тебе не было дано указаний рыться в чемодане, — строго остановил меня дедушка. — Ты нарушил дисциплину! А за это на корабле знаешь что бывает?
— Но ведь мы ещё не на корабле?
— Ты зачислен в экипаж. Сейчас у нас идёт подготовка к отплытию. Предупреждаю, что если ты не будешь с предельной точностью выполнять приказания капитана, ты будешь немедленно списан с корабля.
Я молчал. Вот если бы мама на меня так напустилась, я бы сразу расплакался, и за меня немедленно вступилась бы бабушка Настя. Она бы сказала, что нельзя так нервировать ребёнка, что нельзя доводить его до истерики, что он слабенький… А вот тут неизвестно, как поступить. Я боялся пуститься в слёзы. Вдруг дедушке это не понравится, и он отправит меня домой? Пока я думал, дедушка сердито смотрел на меня. Руки у него были заложены за спину, а брови нахмурены.
— Вот что, Виталий, — начал он наконец, — приведи всё это хозяйство в порядок, разложи все вещи по своим местам.
Не очень интересно было вытаскивать из ковра крючки, собирать грузила, распутывать лески… Но ничего не поделаешь. Приказ есть приказ!
Дедушка сел на диван. К нему подсела бабушка Наташа, и они тихонько стали разговаривать, не обращая на меня внимания.
— Не могу понять, Борис, почему ты вот так сразу ушёл из института? Ты же не собирался, совсем и не думал бросать научную работу. Ведь ты хотел только сократить нагрузку.
— Мой уход на пенсию это ход конём. Я объявил мат! Этого они никак не ожидали.
— Кто это «они»?
— Дирекция института. Ты бы видела, как вытянулись их физиономии!
— Считаешь, что ты их победил своим уходом?
— В институте некому руководить исследованиями, которые я не закончил. Значит, им придётся закрыть эту научную тему. Или подыскать кого-нибудь другого вместо меня, а это не так просто сделать.
— Это ту открытую лабораторию, в которой работают твои аспиранты, тоже придётся закрыть? — не выдержал я. — Но ведь ты же так радовался, когда её строили!
Дедушка отвернулся, тогда я — к бабушке:
— На середине Киевского водохранилища поставили ныряло. Машину такую, которая разводит волны. А волна — это страшный бич. Она разрушает берега. Приходится даже переселяться целым городам.
Зазвонил звонок. Я вскочил.
— Дедушка решил заставить волну не только не разрушать берега, а совсем наоборот — укреплять их! — сказал я торопливо и побежал открывать.
— Пришли они, твои аспиранты, дедушка, — сказал я шёпотом.
— Наташа, проведи их сюда! А ты забирай животных и марш отсюда, — сказал взволнованно дедушка.
Дядя Серёжа и дядя Костя, ну и, конечно, дедушка закрылись в кабинете. А бабушка Наташа начала гонять нас с Орланом по магазинам. То мы бежали за спичками, то за солью, то за чаем, то за хлебом… Как будто нельзя было купить всё сразу. А потом сказала, что мы у неё — первые помощники.
Аспиранты сидели долго, а когда ушли, дедушка сказал, чтобы я собирался копать червей.
Мы вооружились большой лопатой и пошли на склоны Днепра. Оказывается, черви живут не во всякой земле. Мы раз десять принимались рыть под разными кустами, и всё впустую, и только за рестораном «Кукушка» наткнулись на их гнездо. Червей надо было накопать много. А черви были маленькие, попадались редко. Дедушка работал лопатой, и по его лицу ручьями катился пот, а белая рубаха прилипла к спине. До чего же ему было тяжело! Да и я уже порядком устал ползать на коленях и рыться в земле.
— Зачем нам столько червей? Может быть, можно чуточку поменьше? — спросил я на всякий случай.
— Нельзя. На червя клюёт всякая рыба. Надо, чтобы червей хватило на весь месяц. А то будем голодать.
— Голодать? — удивился я.
— Во время путешествия основной нашей пищей будет рыба. Что поймаешь, то и поешь.
— А черви за месяц не умрут?
— Мы их будем подкармливать мукой и отрубями. И они не только не подохнут, а ещё будут расти и толстеть.
Солнце уж скатилось к самому горизонту, когда наконец мы покончили с червями.
Даже перевыполнили план.
Дедушка забрал у меня мешок с червями. Он был тяжёлым — ведь в него мы насыпали много жирной земли. Я взял лопату, и мы пошли домой. Дедушка ничуточки меня не жалел. Он же видел, как я устал и едва плёлся, а забрать у меня лопату не догадывался. Тогда я начал хромать.