Ну, а вечером мы поймали всего двух густерок.
На ночь дедушка забросил две донки, а мне дал забросить две поплавочных удочки. Я насадил червяков, поплевал на них на счастье — так делают все рыбаки — и забросил в стороне, чтобы не мешать дедушке ловить крупную рыбу.
Мы посидели у костра и пораньше легли спать. Бабушка Наташа, я и Серка устроились в палатке, а дедушка с Орланом на корабле.
Решено было, что мужчины будут вставать за час до восхода солнца, на утренний клёв. Я ещё так рано никогда в жизни не вставал. И, залезая в палатку, пожелал, чтобы скорее прошла ночь.
10
Утром дедушка честно разбудил меня. Было холодно и мокро от росы. Мы облачились в ватники, натянули резиновые сапоги.
— Вот теперь в тебе есть что-то мужское! — сказал мне дедушка и так хлопнул по плечу, что я от неожиданности едва удержался на ногах.
И всё-таки было приятно мужское обращение. Теперь никогда не позволю бабушке Насте причёсывать меня и завязывать шнурки на ботинках.
Первым взялся за удочки дедушка. Чтобы не мешать, я остановился на откосе. Орлан уселся рядом. Серка, задрав хвост трубой, мурлыкал и тёрся о мои ноги. Все мы с нетерпением ждали улова.
На первой донке болтался пескаришка величиной с мизинец. Дедушка сорвал его с крючка и бросил Серке. Со второй донки рыба только объела червяка.
Я был уверен, что и на моих удочках такой же улов, и поэтому пошёл к ним не спеша, вразвалку.
Красный поплавок ближней удочки стоял как вкопанный, а зелёный, дальней, немножко шевелился. Я — за неё. Поднял удочку с рогатки. Потянул за лесу. Что-то чуть слышно дёрнуло, а потом как рванёт! Я чуть не бросил удочку, но потом быстро сообразил и начал вытягивать лесу из воды. Всё шло хорошо, спокойно, но вот уже с самого берега огромная рыбища как взыграет, подпрыгнула на метр из воды, потом снова ушла в воду и так потянула…
Я заорал как оглашенный. Не помню, что я кричал, только ко мне подбежал дедушка с сачком. Выхватил удочку и начал потихоньку подводить рыбину к берегу и, когда она обозначилась, такая коричневая с серебром, осторожно подхватил её сачком, а потом раз — и на берег.
Подбежала бабушка Наташа.
— Вот так щука! Килограмма два, а то и больше! — говорила она и так радовалась, так радовалась, как маленькая.
Орлан тоже прыгал от восторга, а вот Серка… Долго и презрительно смотрел на нас, а потом ушёл в заросли. Дескать, стоит из-за какой-то щуки так распускаться, терять собственное достоинство.
Дедушка, кажется, мне немножко завидовал.
— Редко случается, чтобы щука брала на червя, да ещё такая, — сказал он, раскрывая пасть хищнику, чтобы вытащить крючок.
— Смотри, чтобы она не укусила тебя, видишь какие у неё зубищи, — предостерегла бабушка.
Я придавил хвост щуки к земле, чтобы она не трепыхалась, и следил за каждым движением дедушки. Вдруг вижу — он вытаскивает из пасти щуки ерша.
— Теперь все понятно.
— Что понятно? — спросил я в недоумении.
Бабушка Наташа тоже смотрела озадаченно.
— Это чудовищно — жадная рыба набросилась даже на ерша.
— Но откуда взялся ёрш? Я же на крючок насадил червяка?
— Ёрш съел червяка, а ерша съела щука. Вот как бывает!
Пока мы возились со щукой, восток стал оранжевым, и скоро краска разлилась почти по всему небу. Бабушка Наташа ушла досыпать, дед ушёл ловить рыбу, а я сел на откос и стал дожидаться восхода. Я ещё никогда не видел, как восходит солнце.
Восток из оранжевого сделался красным; казалось, что за горизонтом полыхало зарево пожара. Потом из этого пожарища стали вылетать вспышками пучки жёлтых прямых лучей. Наконец показался краешек кумачового, как пионерский галстук, шара. И стало тихо-тихо. А я сжался от напряжения. Хотелось всё увидеть, ничего не пропустить и всё запомнить. Солнце поднималось. Не верилось, что оно настоящее. Совсем не жаркое и не ослепляющее, на него можно было смотреть во все глаза.
Однако оно быстро набирало скорость. Оторвалось уже от песка, начало бить в глаза и пригревать. А скоро сделалось совсем жарко. Я поснимал с себя всё лишнее. Интересно, сколько я могу вобрать в себя солнца? Дедушка как-то сказал, что в мире ничего не исчезает, а только переходит из одной формы в другую. Раз так, то как же изменяются во мне солнечные лучи? За завтраком я спросил об этом дедушку. Однако ответила мне почему-то бабушка.
— Солнце даёт тебе жизнь, — сказала она совсем серьёзно. — Только для жизни человека мало одной солнечной теплоты и света. Сами люди должны быть маленькими солнцами, должны излучать хотя и невидимую, но хорошую, ощутимую душевную теплоту.
Дедушка серьёзно занялся ловлей рыбы. Он и меня звал, но меня не тянуло: скучно по нескольку часов подряд смотреть на поплавок.
До обеда мы с Орланом бродили по мелкому, утрамбованному ветром и дождём песку, на который не ступала нога человека. А после обеда мне пришла мысль построить на этом песке модель будущего Днепра, которую я видел в лаборатории. Конечно, не такую большую. Там длина Днепра, наверное, шагов пятьсот, а у меня будет шагов пять, не больше.
Дедушка лёг отдыхать, как только поел, а я, не теряя времени, взялся за дело. Сначала вырыл русло Днепра. От Киева до Днепродзержинска оно тянется почти по прямой, а дальше круто поворачивает в Чёрное море. Потом так же, как у дяди Серёжи, перегородил Днепр в шести местах плотинами, а за плотинами устроил водохранилища. Я так увлёкся, что не заметил, как пролетело время дедушкиного отдыха.
Он подошёл ко мне и сразу понял, чем я занимаюсь.
— Ты бы взял сапёрную лопатку, а то обдерёшь ногти.
— Песок мягкий. — Я начал скорее доделывать последнее, шестое водохранилище.
— На Днепре будет построено всего четырнадцать гидроузлов. — Дедушка взял прутик и начертил верховье Днепра. — Придётся тебе построить ещё восемь плотин.
Дедушка пошёл на вечерний клёв, а я вооружился лопатой и работал, пока бабушка не позвала ужинать. Но так и не закончил строительство всех плотин.
Утром, на заре, дедушка меня растолкал и попросил помочь ему половить, а то у него что-то ничего не получалось. Правда, я мечтал, что с утра займусь моделью, но что поделаешь… Придётся стоять с удочкой.
Ловля опять оказалась никудышной. Рыба никак не хотела клевать. Поймали коту на обед. Дедушка был в плохом настроении. Бабушка Наташа, чтобы разнообразить стол, послала меня на колхозную ферму за молоком.
Я взял бидон, и мы с Орланом отправились прямиком по не скошенной траве. Орлан понимал толк в просторе и носился как угорелый. Пролетал мимо меня стрелой, и я каждый раз не успевал схватить его за хвост. Потом вдруг остановился и начал лаять, звать меня. Я подбежал и вижу — Серка.
— Ты зачем увязался? — крикнул я на него.
А он, злодей, растянулся и лежит, и так смотрит, будто хочет сказать: «Никуда я от вас не уйду!» Тогда мы с Орланом решили от него убежать. Но он вскочил и пустился за нами, как заяц, — метровыми прыжками.
— Ну и пускай! — сказал я Орлану.
Мы быстро, очень быстро бежали, но кот от нас не отставал. Обогнули маленькое озерцо, прорвались через камышовые заросли и очутились на огромном скошенном лугу. Кот где-то задержался, а мне пришла идея от него спрятаться. И мы с Орланом раз — за стог сена. Лежим не дышим. И вдруг пожалуйста: перед нами неслышно появляется Серка с мышкой во рту. Честное слово, он глазами смеялся над нами: дескать, тоже мне спрятались!
Мышку он зарыл в сено, а сам прилёг возле нас. Мы все трое передохнули и пошли дальше, теперь уже не спеша.
Вот уже и ферма видна. Но пёс почему-то забеспокоился. Уши у него поднялись, заострились, шерсть на загривке поднялась. Принюхиваясь, он побежал вперёд, как будто напал на чей-то след. Кот то и дело поднимался на задние лапы и тревожно озирался.