«Что?» — это огромный добродушный откормленный теленок; «как?» — это крыса.
«Что?» имеет три измерения; «как?» — это четвертое.
«Как» относится к «что», как «несмотря на» к «на».
В «несмотря на», и это видит каждый, заключено «несмотря на то», но видно ли «тем» и «менее» в «тем не менее»? «Несмотря на» — авангард, «тем не менее» — арьергард.
И несмотря ни на что.
31.10
Встал рано; не спится, хрустально-ясный день, хрустально-ясное небо, еду в автобусе в Дёмёш на дачу к Иштвану.
На автобусной станции стоят двадцать шесть автобусов, которые отправляются по всем направлениям, а тебе нужен только тот, что идет в Дёмёш. Такое разнообразие каждый раз снова озадачивает тебя, и ты снова делаешь великое открытие: другие тоже едут, и все по разным направлениям.
Дачка Иштвана — старый просторный крестьянский дом с входом через веранду, люком, ведущим в погреб, чердаком, мастерской, огромным очагом, совсем низенькими комнатками; обеденный стол под открытым небом, сарай, полный дров, заросший сад спускается к ручью, и там — сад из камней, привезенных с Балтики.
Ручеек — по нему не видно, чтобы он мог смыть Дёмёш, и все-таки у него на совести сада, дома и даже человеческие жизни.
В саду кусок кварца, похожий на челюсть тигра.
Венгерская вежливость: я рассказываю Иштвану о ребенке моей дочери (которую он знает), и он говорит: «Вот как, значит, вы, можно сказать, почти уже дедушка».
За соседним забором молодой парень в джинсах с коричневым мехом, нашитым на коленях и заду, и старый крестьянин, весь в черном, с ивовым прутом в руке.
Две черно-белые кошки, одна в почти геометрически правильных черно-белых трапециях, которые спиралью поднимаются к шее, другая — сплошь белая с черным носом и черной мордочкой, оба черно-белых пятна кружатся по кругу.
На веранде две дюжины бутылочных тыкв, подвешенных на веревках; продолговатые, зеленые, тяжелые от сока тела, сильно изогнутые шеи, которые стремительно переходят в толстые животы, странно закрученные в собственную кожу. Тыквы пышут силой, соком и зеленью, только одна выглядит неизлечимо больной: ее кожа в двух местах стала лиловато-серой, два пятна величиной с ладонь, похожие на лишай или гангрену, но это не чесотка или парша, иначе говоря, не слой, появившийся сверху на здоровом теле, это кожа, которая разложилась вместе с мясом. Эта тыква к тому же много легче, кажется, что, тронутая гниением, она пожирает себя самое, и я спрашиваю Иштвана, почему он ее не выбросит и не боится ли он, что больная тыква заразит здоровые, а Иштван хохочет во все горло и говорит, что она как раз и становится сейчас красивой и что все они подвергнутся такому же превращению, все эти зеленые, молодые, глупые, наглые, пышущие здоровьем, тяжелые ядра; им придется испарить всю лишнюю воду, и они станут легкими и прочными, легкими, как перышко, и прочными, прочными на много лет, и красивыми — они заиграют всеми красками, и каждая будет непохожа на других, и просто поразительно, какую утонченность проявят они в выборе формы и цвета.
Подле тыкв — кистень, свинцовая гирька на латунной цепочке, и Иштван объясняет, что это смастерил его сын Андраш, когда они переехали сюда и деревенские парни угрожали расправиться с ним, если он только подойдет к девушке, пусть даже самой уродливой; Иштван добавляет, что Андраш никогда не пускал кистеня в ход, хотя в этом и не раз была нужда.
Я все еще стою перед бутылочными тыквами; Иштван выбирает одну мне в подарок, и только тут я замечаю два пятна в форме капель, которые мерцают лилово-коричневым цветом на ее дне.
Не могу не думать о советниках у Гофмана.
Прогулка по деревне: все дома нового типа; стена высотой по грудь окружает просторный двор; в глубине участка дом в два этажа, каменный фундамент, фронтон обращен на улицу, во многих фронтонах — круглые окна, остальные окна маленькие, двустворчатые; вход через веранду; фасады выкрашены в светлые цвета: желтый, белый, светло-желтый фон и по нему винно-красные и синие полосы, либо белые и зеленые.
Почти перед каждым домом скамья: каменные ноги, красное сиденье, красная спинка, и на большинстве скамеек кистью написаны белые буквы: «Лото тото».
Всюду чудесно пахнет дымом: аромат мира Человеческого под небом.