Наконец, найдя своё любимое пальто, Моисей Урицкий смог полностью развернуться к революционерке.
- Женщине место на кухне, борщи варить, а не революции устраивать. Не женское это всё дело.
- Всё у вас сводится к тому, что у женщины просто не хватает ума ни на что другое. Ужасный стереотип, что все женщины глупые, я непременно хочу развеять его, – пригрозила Александра. – И девушка может стать прекрасным Вождём, руководителем, если она умна, не потеряв при этом своего обаяния, красоты и сексуальности.
- Тут уже вы переборщили, как это бы странно не звучало при моей прошлой фразе. У меня просто не хватает слов, что на это ответить.
- А ничего не отвечайте, товарищ Урицкий, – большевичка откинулась на соседнюю стену. – Я уверенна в своей позиции, и я абсолютно права.
- И это я так толерантно реагирую, услышали б кто-нибудь ещё…
- Непременно расскажу всем нашим товарищам! – с улыбкой бросила Александра. – Я не боюсь их реакции, в конце концов, я такой же революционер, как и они.
Стоявший рядом со спорившими мрачный большевик пока не решался вступить в конференцию, но последнее заявление революционерки победило и всё более заинтересовывало его.
- И что же, судя по вашей концепции, Александра Михайловна, женщины не должны связывать себя с семьёй, главной составляющей любого общества на нашей планете?
- С вопросами о планетах – к Феликсу Эдмундовичу, это он шарит в астрономии, – ответила большевику Александра Михайловна с заметной мечтательной улыбкой. – А насчёт концепции семьи – да, именно так я считаю. Отягощение себя семьёй и бытовыми обязанностями может привести к деградации женского населения и лишения её всех радостей жизни.
- Интересно-то как! Например?
- И молодая девушка, и женщина могут находиться в свободных отношениях, и совсем не обязательно, чтобы они связывали себя оковами серьёзных отношений, как птица в клетке. Не понимаю этого, при мужьях женщины более скромно одеваются, они утрачивают былую красоту, муж непременно со временем потеряет к ней интимный интерес, и отношения перерастают из любви в уважение. Это рабство, а женщина такой жизни не достойна!
- То есть, – большевик сделал секундную паузу, чтобы подавить смех. – Вы этим хотите сказать, женщины должны вести образ жизни обыкновенной путаны?
- Вы – хам, товарищ Сокольников! – возмутилась революционерка, скрестив руки на груди. – Если нравится мужчина помимо законного мужа, то в этом нет ничего плохого и уж тем более антиморального – это оптимальная форма современного брака. Почему вам можно любовниц заводить, а мы – так сразу путаны? Где здесь справедливость, товарищ Сокольников?
- Значит, хотите равноправия полов? – уточнил большевик. – Полного?
- Разве я непонятно выразилась?
- Тогда пусть все женщины в армию идут, в военную промышленность, несут такую же физическую ответственность и нагрузки, как и мы. Дома строят, на заводах работают. Не хочется, не так ли?
- Я всё прекрасно понимаю, но это, знаете, уже перебор. Подержите, – и товарищ Коллонтай, бросив в руки товарища Сокольникова свой плащ, вынула зеркальце. – С другой же стороны – женщины сильнее и выносливее, чем вы, мы терпеливее и спокойнее – оттого и живём дольше вас. «И коня на скаку остановим и в горящую избу войдём», не беспокойтесь.
- О чём толкуем, товарищи?
Большевики обернулись, услышав оклик со стороны входа. Это с улицы вернулись Каменев и Коба. Лев отряхивал пальто от опавших листьев, ждал ответа от товарищей по партии.
- Да вот, Лев Борисович, обсуждаем вопрос о равноправии полов с товарищем Коллонтай, – ответил Сокольников, кивнув в сторону женщины.
- Хэх, интересно, есть прогресс? – Каменев явно заинтересовался в беседе, подсел к большевикам поближе. Коба же отстранённо держался с краю, исподлобья наблюдая за «конференцией».
- Если честно… – хотел было сказать Урицкий, но Александра умело воспользовавшись паузой, взяла инициативу речи на себя.
- Обсуждения идут прекрасно, мне за огромное счастье спорить с такими обаятельными, умными и симпатичными мужчинами, как товарищи Урицкий и Сокольников.
- Вопрос действительно захватывающий, я смотрю, вы прям-таки горите от энтузиазма, – засмеялся Каменев, оглядывая подавленных большевиков.
- Тут даже не знаешь, что ещё сказать, а противоречить нашему самому прекрасному сотруднику в нашем Центральном Комитете просто язык не поворачивается, – ответил Сокольников, передразнивая сладкий голос Коллонтай.
- Вы с улицы с Кобой? – спросил Урицкий у Каменева. – Как погода-то? Изменения происходят безумно быстро, даже прям-таки не знаю, брать зонт с собой или нет.
- К вечеру разгулялось: ветрище поднялся, уж намного лучше, чем днём – сыро, пасмурно как-то. Не люблю такую непонятную погоду, не поймёшь, что от неё ждать.
- Осень же, Лев. А зонт, Моисей, лучше возьми. Мало ли что, может накрапать, ветер как пришёл, так и уйдёт, – заботливо посоветовал Сокольников. – Лучше скажите мне, кто знает насчёт Петроградского совета? Корнилова, Чхеидзе за мятеж по установлению военной диктатуры сняли, значит, место председателя совета стало свободно?
- Именно, товарищ Сокольников! Первого сентября совет проголосовал за власть рабочих и крестьян, считайте, избрали нашу резолюцию. Набираем популярность, однако. Поздно же всё-таки до вас дошло.
Все вновь обернулись на звонкий голос, но уже в противоположную от дверей сторону – к лестнице, откуда чуть ли не вприпрыжку спускался шестой их товарищ. Однако реакция окружающих была не такой однообразной, как при приходе Каменева с Кобой: Лев, Сокольников и Урицкий насторожились, состроив добродушные и приветливые лица, во всяком случае у Сокольникова и Урицкого они были переполнены искренностью. Щеки Александры залил румянец, скрыть который было просто невозможно, она сразу бросилась смотреть на своё отражение в зеркальце, дабы поправить причёску и макияж – всё это было сделано всего лишь за пару секунд. Коба же предпочёл просто отвернуться.
- А вы, значит, знали, товарищ Троцкий? Странно осознавать того, что вы ничего не сказали нам, – отозвался Сокольников.
- Вы не спрашивали, почём мне было вам говорить? – Троцкий, смерив всех зорким сощуренным взглядом поверх пенсне, в первой же линии гардеробной нашёл свой чёрный плащ.
- Что-то вас стало почти совсем не видно, Лёва, – с улыбкой как бы «между прочим» заметила Александра. – Где же вы пропадаете, неужели приглядели освободившееся место главы совета?
- Очень даже возможно, товарищ Коллонтай, – взаимно, с частицей своего образа таинственности улыбнулся Троцкий. – Во всяком случае, думаю, смогу потянуть эту должность. В этом месяце я ещё не пропустил ни одного собрания, не беря во внимание то, меня освободили второго числа.
- Смотрю на вас и удивляюсь, когда же вы всё успеваете? – кокетничала Коллонтай, которая, казалось, просто сияла. – И что же так официально, можно просто Александра.
- По партбилету называю, но это уже на ваше усмотрение, ведь на пути к цели временных преград не замечаешь, пока не напомнят.
- За освобождение Оле скажи «спасибо», тебя отпускать вплоть до десятого не хотели, – констатировал Каменев. Троцкий перевёл внимание с Коллонтай на Льва.
- Правда? У меня были другие сведения, но всё равно, раз Оленька внесла за меня залог, обязательно поблагодарю.
- Может, присядете к нам, Лев Давидович, хотя бы на минутку? – спросила Александра, поправляя локон своих волос за ухо. – У нас тут темы интересные обсуждаются…
- Обязательно, но не сегодня, простите великодушно. Die Zeit wird nicht warten (Время не ждёт). Для тех, кому не понятно, персонально переводить не буду, – с этими словами Троцкий смерил взглядом Кобу, который до сих пор не произнес ни единого слова. – Не забываем о Французской революции – Auf Wiedersehen (До свидания), камраде-с.
Попрощавшись, Троцкий бодрой пружинистой походкой «вылетел» из Смольного. Коба проводив его взором, недовольно вскинул голову с сторону.